Потом, сказав ему что-то на ухо, он решительно забрал у него сумочку, опустил сорванца на землю, огляделся и, заметив Софью, с улыбкой направился к ней.

— Полагаю, это принадлежит вам? — сказал он по-французски с заметным английским акцентом и протянул сумочку.

— Да, спасибо.

Вернув то, с чем она уже успела проститься, Софья отступила и с любопытством посмотрела на доброжелательного господина. Черный сюртук, бриджи, серебристый жилет, начищенные до блеска сапоги. Джентльмен определенно принадлежал к благородному сословию и был, судя по крупному брильянту, блестевшему в складках элегантно повязанного платка, изрядно богат. Странно, но у нее сразу же возникло ощущение, что от этого человека лучше держаться подальше. Было в нем что-то холодное, неприятное, спрятанное за маской любезности.

— Я не всегда такая растяпа. Боюсь, отвлеклась.

Он посмотрел мимо нее, на витрину ювелирной лавки.

— А, понятно. Любовались украшениями?

Она бы убежала от него со всех ног, но ведь он оказал ей любезность, пришел на помощь, а значит, заслуживал по крайней мере вежливого обращения.

— Сказать по правде, не понимаю, кто может покупать такие ужасные вещи.

Незнакомец снова улыбнулся, но улыбка так и осталась на губах.

— А вот я привык и больше не удивляюсь тому, что парижане считают модным. Чаще всего мода для них есть всего лишь состязание в умении вызвать общественное возмущение.

— Да… ну… Мне нужно идти.

С удивительным для немолодого человека проворством он схватил ее за руку.

— Не выпьете ли вы со мной кофе? Уверяю вас, кофейня недалеко, в конце пассажа, и там подают самые вкусные в городе пирожные.

— Спасибо, но я не могу. — Она попыталась высвободить руку.

— Ну, ну, моя дорогая, вы не можете уйти, не назвав мне по крайней мере ваше имя.

— Мадам Марсо. — Софья назвала имя, под которым путешествовала.

— Вы замужем?

— Я вдова.

— Понимаю. — Незнакомец слегка наклонился, словно вглядываясь в лицо под вуалью, и Софья почувствовала, как по спине прошел холодок. — И если не ошибаюсь, русская, — вполголоса, словно про себя, добавил он.

— Мне действительно нужно…

— Я — сэр Чарльз Ричардс. К вашим услугам. — Словно не замечая, что она пытается высвободиться, он склонился над ее рукой. — Скажите, мадам, вы живете в Париже?

— Нет, я здесь проездом.

— Восхитительно. Я тоже. — Мистер Ричардс наморщил нос, а Софья подумала, что он, наверное, практиковал этот жест перед зеркалом. — Сам я из Лондона и до сих пор не могу привыкнуть к путанице здешних улиц, но с удовольствием предложу себя вам в качестве проводника.

— Я здесь ненадолго, и, боюсь, мне некогда осматривать достопримечательности. — Софья потянула руку сильнее, и Ричардсу пришлось разжать пальцы, чтобы не привлекать к себе внимания других покупателей. — Доброго дня.

— Позвольте мне хотя бы дать вам мою карточку. — Он ловко встал у нее на пути и сунул в ладонь визитную карточку с золотым обрезом. — Я остановился в «Монмасьер» на рю де Варенн. Если решите задержаться в Париже, пришлите записку.

— Я не задержусь.

— И все же, если я вам понадоблюсь, знайте, вы можете всегда рассчитывать на меня.

Софья нахмурилась. Почему он так настойчив? Неужели думает, что одинокую вдову так легко соблазнить? Или считает ее простушкой, готовой броситься в объятия первого же мужчины, проявившего к ней чуточку внимания?

— В этом нет необходимости.

— Кто знает? — Ричардс пожал плечами. — Молодой женщине в Париже осторожность не помешает.

Софья вспомнила, сколько всего выпало на ее долю после отъезда из России. Сколько бед, испытаний и опасностей.

— Полагаю, вы правы, — сухо заметила она и облегченно выдохнула, увидев направляющуюся к ней служанку.

— Помните, — не отставал новый знакомый, — вам достаточно лишь дать знать, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам.

Софья покачала головой.

— Вы всегда с такой готовностью предлагаете свои услуги?

— Только прекрасным дамам вроде вас, — галантно ответил он.

Служанка уже подошла, и Софья, не дав ей отдышаться, схватила ее за руку и потащила подальше от неприятного господина.

— Доброго дня, сэр.

Тесный, душный номер уже не казался таким отвратительным.

Добрую минуту Чарльз стоял неподвижно, глядя вслед удаляющейся добыче. Не шевелился, не мигал. Он сосредоточился на дыхании, считая гулкие удары сердца, усилием воли пытаясь разогнать повисший перед глазами красный туман.

Она была у него в руках. Все то время, что они стояли рядом, он едва сдерживался, чтобы не схватить ее за горло и не потребовать спрятанные где-то у нее письма. Жаль, что так много свидетелей, так много королевских гвардейцев. Оставалось только попытаться увести ее туда, где не так много народу, но чертовка не поддалась на хитрость.

Чтоб ее.

Два дня он ждал своего шанса. Два дня — с того самого момента, как получил известие, что эта дрянь ускользнула из поместья, — он держал под наблюдением дороги, ведущие из Кале в Париж.

И удача наконец-то оказалась на его стороне. Он узнал служанку и выяснил, в каком отеле они остановились. Потом, оставив наблюдать за ними нового подручного, вернулся в Париж и дал понять колеснику, что спешить с ремонтом не нужно. Обещанное щедрое вознаграждение убедило мастера.

Выкрасть письма — плевое дело, но Софья засела в номере и никак не желала выходить. Мало того, подкупленная горничная не обнаружила в вещах мадам Марсо никаких писем.

Сам того не замечая, Чарльз Ричардс опустил руку в карман бриджей и провел пальцем по небольшому кинжалу. Голод разгорался, и сдерживать его становилось все труднее.

Ричардс еще стоял на том же месте, когда к нему, улыбаясь во все зубы, подошел рыжий мальчишка с конопатым лицом.

— Я сделал все, как вы сказали, — заявил он.

— Да, молодец. — Ричардс бросил монету, и юный воришка проворно ее поймал. — Получи заработанное.

— Что-нибудь еще, господин?

Англичанин уже собирался отпустить его, но теперь вдруг заколебался.

Обстоятельства сложились так, что ему пришлось отпустить Софью, но это еще не значило, что он не мог утолить разгорающийся голод.

Женщины, нуждавшиеся в его особенном внимании, находились всегда.

— Вообще-то да. — Холод, обволакивавший его душу, начал отступать. Кровь. Сладкая кровь. — Отведи меня к своей матери.

Утро следующего дня застало Софью все в том же номере отеля, где она, теряя остатки терпения, расхаживала из угла в угол по протоптанному едва ли не до дыр ковру. Тишину нарушал только шорох черного крепового платья. Пальцы нервно перебирали черные ленточки шнуровки, спускавшейся от глухого воротничка до талии.