Гитлер был уверен в быстрой победе до наступления холодов. Реальность оказалась иной. Германская армия к зиме оказалась не готова. Многих это приводило в бешенство и наводило мысли о том, что наверху не знают или игнорируют тот факт, что у человеческого организма есть пределы возможностей. Всё это испытали на себе эсэсовцы. Участились случаи, когда люди обмораживали ноги, руки и лицо. Если раненых не удавалось сразу вынести за линию огня, они умирали мучительной смертью. Убитые в бою за короткий срок окоченевали, трупы, изуродованные судорогой, укладывались, как дрова, штабелями в сараях, так как невозможно было их похоронить в земле.

Вера в непогрешимость верховного руководства сменилась беспокойством и мрачными предчувствиями. Планы взятия осенью Москвы не принимали во внимание коммунистов.

Вспоминает Ханс Киллиан, хирург 16-й армии:

«…Во всех лазаретах хирурги выискивали возможности предотвратить отмирание тканей и членов тела от переохлаждения и улучшить условия своевременного переливания крови. Везде дискутируют о методах и условиях самого подходящего оттаивания замёрзших тканей. Одни предлагают отмачивать их в теплой воде, другие в горячих ваннах. Но правильно ли это? И снова некоторые обращаются к учению Лоррея. Обмороженные части тела нужно держать в прохладном месте и растирать снегом. Но санитары, которые будут это делать, сами отморозят себе руки. Что делать?

Некоторые хирурги используют метилен – голубой состав на основе алкоголя, который даёт хорошие результаты. Солдаты лежат рядами с намазанными синим раствором руками и ногами. Но тут есть свой минус. В этих рядах трудно разглядеть уже отмершие ткани и члены тела.

Сольцы. В лазарет снова прибыла группа ландзеров. Других принесли. Почти у всех обморожения, некоторые раненые сильно переохладились. Один солдат лежит на операционном столе в замороженном состоянии, у него большая рана, с которой нужно начинать заниматься, так как она кровоточит, но он едва дышит, он сине-серый, сильно замерз, тело становится мраморным, пульс прерывистый. Мы меряем температуру. Она у него –30 градусов. Что мы должны делать? Никто в таком состоянии не решится делать операцию. Сначала нужно устранить переохлаждение, повысить кровообращение. Наши ассистенты обкладывают его полотенцами. В операционный зал подают больше тепла.

Ввиду того, что его дыхание сильно нарушено и кровообращение низкое, несмотря на то что в таких случаях давление крови повышено, мы приходим к решению применить аналептик, то есть средство реанимации. Кардазол или карамин. Тут мы вдруг, к нашему ужасу, замечаем, что солдату после этого становится намного хуже, и проводим обратные действия. Так хорошо зарекомендовавшие себя препараты в случае обморожения дали отрицательный эффект. Мы в дальнейшем будем иметь это в виду и, конечно, в таких случаях их не использовать. И теперь это дорогое оружие в тяжелых случаях мы отбрасываем в сторону…».

Да, приведенные слова Ханса Киллиана относятся к случаю с погибающим солдатом в госпитале за рекой Шелонь в Сольцах. В полной мере это относится и к дивизиям южнее озера Ильмень, поскольку они входили в район, за который отвечал этот немецкий хирург.

Настроение эсэсовцев в предрождественские дни лучше всего передаёт придуманная Вальтером Беккером, корректировщиком из артиллерийского полка дивизии, песня.

Родина, которая в тысячах километров отсюда,

Озабочена войной и тяжелыми страданиями,

От бомбардировщиков, которые разрушают немецкие города,

Как мы услышали об этом из последних радиосообщений.

Не улучшала настроение эсэсовцам русская пропаганда. 25 декабря над участком дивизии появились ненавистные «кофемолки» – У-2, которые сбросили листовки с текстом о предстоящем конце немецкой армии. В морозную ночь из русских окопов загремели громкоговорители. Притча о конце армии Наполеона пронеслась по всему участку. В дополнение ко всему мороз усиливался.

Между тем до Эйке доходили неутешительные сведения. На северных, центральных и южных участках далеко растянувшегося восточного фронта Красная Армия предприняла свое зимнее наступление.

Катастрофически складывалась обстановка для 16-й армии севернее озера Ильмень. В боях под Тихвином десять дивизий вермахта понесли большие потери (из них две танковые и две моторизованные). 18-я моторизованная дивизия была практически разгромлена, в живых остался всего 741 человек – батальон мирного времени.

Из немецких воспоминаний: «…Войска начали наступление на Тихвин при температуре 10–15 градусов мороза. Одна группа перекрыла важнейший участок железной дороги, связывающий Москву и Ленинград, Чудово и Тихвин. Но в ночь на 21 ноября внезапно за несколько часов ртутный столбик термометра опустился до –43 °C. В мгновение ока на наши боевые войска обрушивается невообразимая катастрофа. Танки, моторы, пушки – всё выходит из строя. Лишённые всякого опыта солдаты в своих тоненьких мундирах и шинелях стали абсолютно незащищёнными под ударами страшного мороза…»

9 декабря 1941 года 4-я отдельная армия под командованием генерала армии К. А. Мерецкова в упорном ночном бою вернула Тихвин себе. Гитлер придавал большое значение удержанию Тихвина. Так, на совещании 6 декабря 1941 года, которое описывается в военном дневнике Ф. Гальдера, излагались планы по изоляции Ленинграда и установлению связи с финскими войсками и, главное, «удержать Тихвин». Всего три дня спустя Гальдер записал в дневнике: «Тихвин капитулировал». Армия Мерецкова выбила немцев из Большой Вишеры, отбросив дивизии вермахта за реку Волхов.

Контрнаступление под Тихвином стало этапным. Вместе с контрнаступлением Красной Армии под Ростовом оно означало перехват стратегической инициативы русскими в зимней кампании 1941–1942 годов. Войска группы «Север», отброшенные за Волхов, навсегда утратили инициативу и были вынуждены вести кровопролитные бои фронтом на восток. Взятие Ленинграда было отложено навсегда. В довершение ко всему немецким войскам между Ильменем и Ладогой стал противостоять с 17 декабря организованный Волховский фронт под командованием Мерецкова.