Толпа глазеющих окружает Ринзи, забрасывая ее вопросами и выражая свой восторг, когда она наконец встает. Я смотрю, как Шон паркует машину, а затем достает из нее свой рюкзак и баул Ринзи, представляющий собой парусиновую сумку на металлическом каркасе. Естественно, он несет все до самой школы, как истинный джентльмен. Мы с Джей-Джеем дожидаемся, когда они все войдут внутрь, а затем сами направляемся к входу. Джек и Амалита уже там, и они сразу прерывают все мои попытки объясниться.

– Мы знаем, что это не ты, – заявляет Джек, засовывая руки в карманы. – И если хочешь знать…

– Лучше иногда просто промолчать, – перебивает его Амалита, улыбаясь мне так, словно хочет напомнить, что у меня все же есть здесь друзья. Я переживу.

Приятное общение с друзьями почти заставляет меня забыть о том, что остальные в школе меня ненавидят. До того момента, когда я не прихожу в свой класс и опять не становлюсь объектом преследования. Не знаю, хорошо это или плохо, но я уже настолько привыкла к тихому шипению и оскорблениям за спиной, что почти их не замечаю.

Шон улыбается, но никто больше не смотрит в мою сторону. Все взоры прикованы к Ринзи, с трудом усевшейся за парту в последнем ряду с выставленной в проход загипсованной ногой.

Я занимаю место в противоположном углу и исподтишка наблюдаю за ней через всю комнату. Она ужасно выглядит. Нет, конечно, она хорошенькая, но бледная и осунувшаяся. Цинику внутри меня интересно, сколько в этом страдании напускного, но даже если она и играет на публику, все равно ей должно быть ужасно больно.

И это – моя вина. Это подстроила я.

После урока Шон снова несет сумку Ринзи, пока она ползет на костылях в туалет. Я иду за ними. Шон не замечает меня вплоть до того, как она заходит внутрь, а он остается снаружи один.

– А, привет. – Кажется, он хочет мне что-то сказать, но сейчас неподходящий момент.

– Привет! – здороваюсь я. – Позже поговорим, ладно?

Я захожу в туалет и останавливаюсь у раковины. Одна из кабинок закрыта, и я пытаюсь представить себе весь процесс, когда одна твоя нога совершенно не сгибается. Может, мне предложить свою помощь?

Я жду.

Проходит довольно много времени, прежде чем она выходит и ковыляет к раковине. Когда она видит меня, ее лицо искажает гримаса. Уверена, то, что я стою здесь и жду ее, выглядит довольно странно.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она.

– Просто… – Я показываю на ее ногу. – Мне жаль. Правда очень жаль!

Мои слова, сказанные извиняющимся тоном, не производят на нее впечатления.

– С чего это? Ты тут ни при чем…

Я не знаю, что на это ответить, но чувствую, что мне необходимо сказать еще что-нибудь. Я продолжаю стоять, пока она моет руки.

– Если уж тебе так хочется жалеть о чем-то, – холодно произносит она, – пожалела бы лучше, что написала на сайте «Зима тревоги нашей». Всем известно, что это твоих рук дело.

– Неправда, это не я, – отвечаю я, стараясь держать себя в руках. – У меня есть соображения, кто это сделал, но я пока не могу этого доказать. Но смогу!

– Удачи с поиском доказательств!

Она пытается покинуть помещение, но я заслоняю ей путь.

– Чего ты от меня хочешь, Ринзи? – выпаливаю я. – Что я тебе сделала?

Ринзи подается вперед, опираясь на свои костыли, и приближает свое лицо к моему.

– Просто каждый должен знать свое место! – произносит она.

Она поднимает левую руку с зажатым в ней костылем, и на какую-то долю секунды мне кажется, что она хочет меня стукнуть, но вместо этого она резким ударом распахивает им дверь.

Я смотрю, как она хромает прочь в сопровождении Шона, затем достаю свой телефон и отправляю сообщение Дженне:

«Только что поговорила с Ринзи, – пишу я. – В результате уже не так переживаю, что сломала ей ногу».

Ответ от Дженны приходит только к обеду:

«Насчет сломанной ноги – так ей и надо. А вот блокнот – настоящая атомная бомба! Поговори с Эдди».

Она права. К тому же «Сенчури Акрз» имеет еще одно преимущество: там не наткнешься ни на кого, опозоренного на «моем» сайте. Сразу после школы я сажусь в автобус и отправляюсь туда. Сегодня никаких пианистов в холле нет, поэтому я спрашиваю в приемной, у себя ли в комнате Эдди.

– Милочка, сейчас четыре часа, – отвечает мне дежурная сестра. – Она на обеде. Столовая прямо по коридору и налево.

– Спасибо.

В столовой Эдди в центре внимания. Она сидит за круглым столом в компании еще шестерых седых женщин, которые не сводят с нее глаз. Эдди стоя рассказывает им о чем-то и отчаянно жестикулирует. Когда она меня замечает, то застывает, а затем протягивает ко мне руки.

– Отем! Моя прекрасная внучка! – Она манит меня пальцем, пока я не подхожу достаточно близко для того, чтобы она смогла заключить меня в тесные объятия. Затем она наклоняет к себе мою голову и крепко целует меня в губы. У меня мелькает тревожная мысль, что это больше, чем перепало мне от Шона за все это время.

– Бери стул и присаживайся к нам, – говорит Эдди. – Съешь десерт. – Она опускает голос до театрального шепота и продолжает: – Только не шоколадное мороженое! Они в него снотворное добавляют, чтобы мы лишний раз не беспокоили персонал по ночам.

Все окружающие дамы вежливо улыбаются мне, а затем возобновляют прерванный разговор.

– Вообще-то я хотела с тобой поговорить, – сообщаю я бабушке. – Это важно.

– Если я нужна тебе, querida[64], я в твоем распоряжении. Пойдем ко мне. – Она подмигивает. – Эти люди совершенно не умеют хранить секреты!

Сидящие за столом прощаются нестройным хором, а Эдди подхватывает меня под руку и крепко прижимается ко мне. По пути она сплошным потоком изливает на меня сплетни об обитательницах «Сенчури Акрз» в духе «Настоящих домохозяек»[65], пока наконец не усаживается в свое любимое кресло.

– Итак, carina[66], – произносит она. – Теперь мы можем поговорить о блокноте.

– Откуда ты знаешь, что именно об этом я и хотела с тобой поговорить? – не могу поверить я.

– Ты ведь писала в нем, si[67]?

– Si, – подтверждаю я. – Да.

– И случилось что-то, чего ты не ожидала?