— Ну, а в чем я, по-твоему, был виноват перед Алексом?

— Не по-моему, а просто виноват; я узнала обо всем!

— О чем — обо всем? — настаивал он. Он хочет непременно услышать это от нее?

— Если ты помнишь, в тот вечер я пришла к тебе, застала там Барбару, и она мне все рассказала. Знаешь, она могла и не трудиться. Ее наряд — ночное неглиже — и то, что она вышла из твоей спальни, говорили сами за себя. — Син прикрыла глаза рукой, то ли пряча их выражение от него, то ли защищаясь от воспоминаний. — Впрочем, нет; я была так глупа и наивна, что ей пришлось разложить все для меня по полочкам. И даже когда до меня дошло, зачем она там, я не могла поверить, что вы собираетесь провести вместе ночь того самого дня, когда погиб ее муж — твой брат!

— Барбара сама тебе об этом сказала?.. — снова каким-то особенным голосом переспросил Вульф.

— Довольно притворства, Вульф. Барбара рассказала мне все: и о вашем давнем романе, и о том, что Алекс начал что-то подозревать, и как ты решил воспользоваться мною в качестве прикрытия, чтобы развеять его подозрения.

— Иными словами, отвести их от нас с Барбарой... — почти про себя заключил Вульф.

— Еще бы; а какой шанс разнообразить заурядный романчик с очередной моделью, посулив ей помолвку и настоящую свадьбу — красивое платье, и свадебный торт, и нарядный экипаж, и венчание, и!.. — Син вспомнила, что эти же слова Вульф произнес тогда, в доме Хэркуортов: он не забыл, о какой свадьбе она мечтала, и знал, как больнее ранить ее! Слезы навернулись на глаза, подступили к горлу, не давая говорить... Ей стало ужасно жалко себя, и она разревелась так, как плакала когда-то маленькой девочкой — всхлипывая и вытирая глаза руками.

— Господи, не могу поверить! — Вульф не просто побледнел: его лицо стало белым, как бумага; дрожащие губы, посиневшие — как это бывает при сердечном приступе, — без устали шептали ее имя... — Син, мне плевать, что наговорила тебе Барбара, но ты должна знать, что я никогда не был с ней близок, слышишь, ни-ког-да! И не помышлял об этом! — Вульфа передернуло от брезгливости. — Да, она была в моей квартире. У мамы случился обширный инсульт, когда ей сказали, что Алекс мертв, и я должен был находиться при ней. Барбара просила разрешить ей провести одну ночь в моем доме — она не хотела и боялась оставаться одна... Всего одну ночь! — Вульф резко замотал головой, силясь отогнать наваждение. — Подумать только, мы говорили о разных вещах, и заподозри я тогда неладное, не было бы этих семи лет... — Вульф рухнул в кресло, словно ноги отказывались его держать.

Пришел черед Син поломать над всем услышанным голову. Той ночью у его матери случился удар? Так вот что он имел в виду, говоря, что она слегла... Понятно, почему он был сам не свой, разговаривая с Син по телефону: просто не знал, к кому кидаться на помощь, кому он нужнее — тяжелобольной матери или раздавленной горем вдове брата!..

Ладно, все, что наговорила Барбара, не в счет; но ведь не столько ее слова, сколько покаяние самого Вульфа сыграло роковую роль! Он признал свою вину перед братом — не приснилось же ей это!

— Вульф, ты сам сказал, что виноват и никогда не простишь себе того, что ты сделал с Алексом, разве нет?

Она изо всех сил старалась быть сильной: не слабеть, только не слабеть! Ослабеет — поддастся ему, и... конец!

Вульф вскочил с кресла и опять заходил по комнате.

— Но я сейчас говорю не о Барбаре! — Он остановился прямо над Син. — Это я должен был сидеть в вертолете, я должен был погибнуть!

Она не могла понять, о чем он говорит.

Вульф схватил ее за плечи и легонько встряхнул.

— Син, в ту проклятую поездку должен был отправиться я, а не Алекс! — простонал он раненым зверем.

— Почему?!

— По долгу старшего, как ты не понимаешь?!

И вдруг она все поняла. Разом и отчетливо! Она всегда считала, что старший — Алекс и что Вульфу, как младшему, позволено самому решать, какой путь выбрать. Но старшим-то как раз был Вульф, и, следовательно, именно ему надлежало заниматься компанией после смерти отца. Однако Вульф мечтал рисовать, и Алексу не оставалось ничего другого, кроме как взять на себя управление «Торнтон Индастриз»!

У Син снова слезы застлали глаза. Но теперь она плакала от глубоко пронзившего ее чувства жалости к Вульфу. Бедный, с какой тяжкой ношей ему пришлось жить все эти годы и постоянно корить себя за то, что не он, а Алекс поднялся в вертолете, чтобы... погибнуть вместо него?..

— Как ты ошибаешься, Вульф, — заговорила она, смахивая со щек слезы. — Алексу нравилось руководить компанией, и он не вышел бы из дела, даже решись ты возглавить правление. Он был бизнесмен до кончиков ногтей и получал от этого удовольствие. — Син нисколько не сомневалась в справедливости своих слов. — Ничего не изменилось бы, останься ты тогда в компании. Я верю, что у каждого из нас свой срок, Вульф. Он истекает, и человек умирает — в авиакатастрофе или как-то иначе, но неизбежно. Семь лет назад пробил час Алекса, только и всего. Это ужасно, но ничто из того, что ты мог сделать или сказать, не повлияло бы на ход вещей.

Он закрыл глаза и медленно раскачивался в такт ее успокаивающим словам.

— Где ты была семь лет назад? — Он глубоко вздохнул, словно выздоравливая после тяжелой болезни. — Почему все это ты не сказала мне раньше?

Потому, что находилась под гипнозом Барбары, — вот почему! Нет, она не верила ей больше: чары рухнули. Син уже не та наивная девочка, на неопытности которой так умело сыграла Барбара, так ловко использовав страх Син потерять Вульфа, лишиться его любви... Но что в этом проку? Она опоздала на семь лет!..

— Ты не представляешь, как я жалею, что меня не было рядом. — Син смотрела на него глазами, готовыми вобрать и растворить в своей глубине любые его печали. — Какие же мы дураки, Вульф!

Он ослабил свою хватку и теперь очень бережно, лишь слегка удерживал ее за плечи, осторожно поглаживая большими пальцами нежную кожу в основании шеи.

— Скажи, что еще не поздно, Син. — Он не отрывался от ее все простивших и принявших глаз. — Ведь мы сможем повернуть время вспять?

Боясь поверить тому, что слышит, и — не дай Бог! — спугнуть наконец случившееся с ней чудо, Син смогла только позвать охрипшим от слез голосом:

— Вульф...

— Я ни на минуту не переставал любить тебя, хорошая моя. — И глаза его снова стали похожи на теплый от солнца янтарь. — Увидев тебя в доме Джеральда, я словно с ума сошел. Мне годился любой предлог, чтобы увидеть тебя, услышать твой голос, коснуться тебя... Так было и сегодня, когда Ребекка обмолвилась, что ты спрашивала обо мне. Я должен был сегодня же вернуться в твой «кукольный» домик!

— И я всегда любила тебя, тебя одного, Вульф... — И, не дожидаясь, пока он решится обнять ее покрепче, Син прижалась к нему, ища его силы... его близости и любви... Как приятно было хотеть его и знать, что он принадлежит только ей — весь и всегда!..