– Оно же не со вкусом грязи?

– Нет. Попробуй.

Я лизнула джелато. Очень нежное и насыщенное. Как шелк, только из мороженого.

– Вкусно! Шоколад… с орехами?

– Шоколад с фундуком. Это bacio, любимый вкус твоей мамы. Мы, наверное, сотню раз с ней сюда заходили.

Не успела я оглянуться, как сердце у меня оборвалось. Потрясающе, как долго я с этим справлялась, все было хорошо, и вдруг бац — я скучаю по ней так, что все тело ноет от боли, даже кончики пальцев.

Я опустила взгляд. Глаза щипало.

– Спасибо, Говард.

– Не за что.

Говард заказал себе рожок, и мы вышли на улицу. Я глубоко вдохнула. Упоминание о маме подпортило мне настроение, но все же стояло лето, я во Флоренции, с рожком джелато bacio. И маме не хотелось бы, чтобы я грустила.

Говард задумчиво посмотрел на меня:

– Я хочу тебе кое-что показать в Mercato Nuovo[55]. Ты слышала о фонтане «Porcellino[56]»?

– Нет. Погоди, мама в нем плавала?

– Нет, – засмеялся Говард. – Она ныряла в другой. Хедли рассказывала тебе про немецких туристов?

– Да.

– Никогда в жизни так долго не смеялся. Отведу тебя туда как-нибудь. Только нырять не разрешу.

Мы пошли вдоль по улице. Mercato Nuovo состоял из рядов туристических палаток, многие из которых продавали сувениры, вроде футболок с надписями:

Я ИТАЛЬЯНЕЦ, Я НЕ БЫВАЮ СПОКОЙНЫМ.

Я НЕ КРИЧУ – Я ИЗ ИТАЛИИ.

И моя любимая:

ФРИКАДЕЛЬКАМИ КЛЯНУСЬ – Я ИТАЛЬЯНЕЦ.

Я хотела остановиться и выбрать что-нибудь смешное для Эдди, но Говард потянул меня дальше сквозь рынок и подвел к бронзовой статуе кабана, плюющегося водой, вокруг которого собралась толпа людей. У него был длинный пятачок и клыки, а нос сиял золотом, как будто его стерли.

– «Porcellino» значит кабан?

– Да. Это фонтан «Кабанчик». Правда, всего лишь копия, но он стоит тут с семнадцатого века. По легенде, если потрешь ему нос, то обязательно вернешься во Флоренцию. Попробуешь?

– Конечно.

Я подождала, пока ребенок с мамой не отошли от фонтана, протянула руку, не занятую джелато, к пятачку кабана и как следует его потерла, а потом замерла, разглядывая статую. Кабанчик смотрел на меня глазами-бусинками, а его маленькие клыки пугающе блестели. Я точно знала, что когда-то мама стояла перед ним и фонтан обрызгивал ей ноги, а она всей душой надеялась, что навсегда останется во Флоренции. И что потом? Она даже ни разу сюда не приехала… и уже не приедет.

Я оглянулась на Говарда. Он смотрел на меня счастливо-грустным взглядом, как будто в его голове зародились те же мысли и он тоже перестал чувствовать вкус джелато.

Спросить его?

Нет. Я хочу узнать все от мамы.

Ситуация у Дуомо никак не улучшилась. Наоборот, очередь удлинилась, и кругом бегали дети. К тому же Флоренция решила, что мы выдержим жару и посильнее, и с лиц стекали макияж, солнцезащитный крем и последняя надежда на прохладу.

– Лучше бы мы остались до-о-ома, – ныл мальчик позади нас.

– Fa CALDO[57]! – пожаловалась дама перед нами. Caldo. Знакомое итальянское слово!

Я встретилась взглядом с Говардом. После фонтана мы оба затихли, но молчание было грустное, а не странное.

– Обещаю, оно того стоит. Еще минут десять максимум.

Я кивнула и продолжила с трудом игнорировать печаль, плескавшуюся у меня на душе. Почему у маминой с Говардом истории не было счастливого конца? Она точно его заслужила! И он, по правде говоря, тоже.

Наконец мы подобрались к входу. Каменные стены Дуомо волшебным образом источали прохладу, и, когда я вошла внутрь, меня так и подмывало плюхнуться на пол и заплакать от счастья. Тут я заметила каменную лестницу, которую наводнили туристы, и плакать захотелось уже по другой причине. Помню, мама писала, что ступенек тут много, вот только упустила одну незначительную деталь: насколько они узкие! Как кротовая нора. Я переступила с ноги на ногу.

– Все хорошо? – спросил Говард.

Нет. Я кивнула.

Очередь потихоньку уплывала вдаль по лестнице, а мои ноги застыли. Буквально застыли. Они отказывались подниматься.

Говард оглянулся на меня. Он пригибался, чтобы не пробить головой потолок.

– У тебя же нет клаустрофобии?

Я покачала головой. Мне впервые светила перспектива оказаться зажатой в каменном тоннеле толпой потных туристов.

Из-за меня течение очереди застопорилось, и кто-то из туристов забурчал себе под нос. Мама писала, что вид открывается потрясающий. Я через силу поставила ногу на первую ступеньку. Разве настолько узкое пространство не пожароопасно? А что, если начнется землетрясение? И кстати, дама, втягивающая сопли позади меня, не слишком ли близко вы ко мне стоите?

– Лина, я еще не рассказал тебе историю «Кабанчика». – Говард спустился ко мне и ободряюще на меня смотрел. Он пытался меня отвлечь.

Отличная стратегия, Говард. Отличная.

– Расскажи. – Я опустила взгляд на ступеньки, сконцентрировалась на своем дыхании и наконец зашагала вперед. Сзади послышались слабые аплодисменты.

– Давным-давно жила одна пара, у которой не было детей. Они годами пытались зачать малыша, но тщетно. Муж обвинял жену в этой неудаче. Однажды после ссоры девушка ушла плакать к окну, а мимо дома как раз пробегало стадо диких кабанов. У них недавно родились поросята, и несчастная вслух посетовала, что ей хотелось бы ребеночка, как у кабанов. Ее услышала одна фея и решила осуществить желание девушки. Пару дней спустя та забеременела, но родился у нее малыш, больше похожий на кабана. Муж был сбит с толку, но все же пара обрадовалась ребенку и полюбила его.

– Какая-то неправдоподобная история, – заметила женщина позади меня.

Я поморщилась. Еще четыреста ступенек?

Однозначно оно того стоило. Как мама и писала, мне открылся восхитительный вид на Флоренцию – море красных крыш, чистое голубое небо и гладкие зеленые холмы, словно обнимающие весь город. Мы жарились на обзорной площадке больше получаса, и Говард рассказывал мне про самые интересные здания Флоренции, чтобы подготовить меня к спуску по лестнице – он, кстати, оказался намного проще. Потом мы перекусили в кафе и поехали домой. По пути я осознала тревожный факт: несмотря на мамины записи в дневнике, мне нравился Говард. Это значит, что я предательница?