– Уверена, что он это беззастенчиво приукрасил.

– Нам показалось, что все было вполне достоверно, – сказал Барти. – В любом случае, прежде чем мы дошли до всего этого, он сообщил нам, что работает в Форин Офисе[39] и что его люди следят за тем немецким парнем уже несколько дней. Вот они-то и донесли, что немец накануне общался с нами.

– Он спросил нас, о чем шла речь. Ну, мы ему и рассказали, – добавил Скинз.

– Хотела бы я увидеть его реакцию, – пробормотала леди Хардкасл.

– Вообще-то, он был довольно спокоен, – продолжил свой рассказ Барти. – Сказал только, что если мы вдруг встретимся с вами в течение ближайших пары дней, то должны рассказать вам об этом Эрлихмане. А еще передать, что он этим занимается и вам не стоит беспокоиться.

– Так, значит, с вашим поездом ничего не произошло? – уточнила я.

– Да нет, как раз произошло, – ответил Скинз. – Гарри – он разрешил нам так себя называть…

– Он всегда так делает, – заметила я.

– Так вот, Гарри, кажется, считает, что это все не так срочно, поэтому мы собирались заглянуть к вам на обратном пути из Глостера. Когда у нас должно было быть побольше времени. А потом поезд сломался, и мы решили, что можем убить сразу двух зайцев.

– И вы абсолютно уверены, что мужчина, который подошел к вам и за которым следит мой брат, назвал себя Гюнтером Эрлихманом? – еще раз переспросила леди Хардкасл. – Ошибки здесь быть не может? Или недопонимания? А может быть, вы что-то не расслышали или не так поняли?

– Да нет, миледи, – было видно, что Барти поражен ее внезапной настойчивостью. – Это именно то имя.

– Понятно, – сказала хозяйка. – Вся проблема в том, что Гюнтер Эрлихман мертв.

– Мертв? – переспросил Скинз. – Вы уверены?

– Абсолютно, дорогой. Я сама его застрелила.

В течение нескольких минут единственным звуком, нарушавшим тишину в комнате, было тиканье часов в холле. Наконец Скинз заговорил.

– Не может быть! – воскликнул он и повернулся ко мне. – Ведь она этого не сделала, правда?

– Боюсь, что сделала, – откликнулась я. – Вы хоть немного догадываетесь о том, кем мы были в прошлой жизни?

– Вы рассказали несколько небылиц, когда приводили нас в чувство в ту ночь, когда умер Уолли, – сказал барабанщик. – Но я тогда подумал, что вы врете. Работаете, так сказать, на публику.

Леди Хардкасл окинула нашего собеседника оценивающим взглядом.

– Должна признаться, что в большинстве случаев я действительно работаю на публику, – сказала она наконец. – Мне доставляет бесконечное удовольствие давать публике смутные намеки на наши прошлые деяния – или «злодеяния», как мы любим называть их между собой. Но я редко говорю о них напрямую. А если люди проявляют слишком много любопытства, то я всегда могу сослаться на «государственные секреты» или на «необходимое благоразумие», – да мало ли на что… Правда, в большинстве случаев мне просто не хочется об этом говорить.

– Тогда давайте оставим этот разговор, – предложил Барти. – Мы вовсе не хотим выглядеть слишком бесцеремонными.

Скинз согласно кивнул.

– Но я боюсь, что вы невольно стали… как бы это получше сказать… вы «впутались» в дела, от которых предпочли бы держаться подальше.

– Мы вовсе не испугались этого похожего на слизняка немца, – вставил Скинз.

– Если он действительно Гюнтер Эрлихман, – продолжила леди Хардкасл, – или если он так или иначе с ним когда-то пересекался, то тогда вам действительно надо держаться от него как можно дальше. А теперь, когда он, кем бы он ни был, знает, кто вы, и связал вас со мной, то, боюсь, лучшего слова, чем «впутаться», мне не найти. И я считаю, что вы заслуживаете того, чтобы узнать всю историю.

– Если только вы сами этого хотите, – заметил Скинз.

– Это просто наш долг перед вами. Хотя у Фло это, наверное, получится лучше. У нее просто дар рассказывать истории. Думаю, что это в ней говорит ее валлийская кровь.

– Если уж быть до конца точной, то я только наполовину валлийка, – сказала я. – Но с удовольствием возьму на себя этот рассказ, если только вы согласитесь выпить еще бренди.

– Когда это я отказывалась от бренди?

Я притворилась, что вспоминаю.

– Знаете, я не уверена, что такое бывало. Может быть, у вас проблемы с алкоголем?

– Алкоголичка? Я? – Хозяйка тоже притворилась, что размышляет над такой возможностью. – А ведь это многое объясняет, нет? Но мне кажется, что это не про меня. Я просто люблю иногда выпить стаканчик бренди…

– …а потом еще… и еще… и еще… – продолжила я.

– Если ты настаиваешь, дорогая, – сказала миледи, беря в руки стакан. – А теперь замолчи и рассказывай нам историю.

– Замолчать и рассказывать?

– Мы с тобой верно поняли, как современное законодательство смотрит на битье непослушных слуг, или все-таки что-то упустили?

– Мне кажется, мы раз и навсегда договорились с вами не слишком шокировать наших гостей… У всех налито? Можно начинать?

– Мне было семнадцать лет, когда я впервые встретилась с леди Хардкасл, – начала я свою историю. – Я работала горничной в одной лондонской семье, из которой она меня похитила.

– А я думал, что вы из цирковых, – прервал меня Скинз.

– Я рождена и выросла в цирке, – подтвердила я. – Но Ма захотела вернуться в Абердэр, когда Мамгу, моя бабушка, заболела. Вообще-то, она жила в местечке Кумдар, но об этой Богом забытой деревне никто никогда не слышал.

– Я и об Абердэре тоже никогда не слыхал, – вставил Скинз.

– Ну так теперь услышали, правда? Так вот, Ма взяла меня и мою сестренку-близняшку Гвенит с собой, но папа с братьями еще несколько лет продолжали работать в цирке. До тринадцати лет мы ходили в местную школу, а потом нам пришлось искать свое место в этом мире. Гвенит поселилась в городе и стала помогать в бакалейной лавке, в которой работала Ма. Но мне хотелось увидеть мир. Мы выросли, постоянно кочуя с места на место, и я не могла себе представить, как это я осяду в крохотном городишке на всю оставшуюся жизнь, даже если речь идет о таком восхитительном месте, как одна из валлийских долин.

– И вы переехали в Лондон? – предположил Скинз.

– Не сразу. Пару лет я проработала в Кардиффе в семье Уильямс. Там я многому научилась. Хотя было это совсем не просто. Я ведь привыкла поступать так, как мне заблагорассудится, а здесь мне пришлось подчиняться нудной рутине без конца и края. Поверьте мне, кухонная девушка – это вовсе не смешно. Но в доме была библиотека.

– Где вы могли сачковать? – опять перебил меня Скинз.