однажды заблудился в глухом лесу. Долго плутал, целый день, и ночь, и еще день. Нашел избушку. Постучался он в двери. Открыла дверь безобразная старуха, вся скрюченная, песок из задницы сыплется. Накормила, напоила да уложила спать бедолагу.

Ольг молчал, кусая губу и потупив взгляд. Откуда она знает, откуда? Провидица? Не замечал он за Дженной такого дара раньше. Все женщины — ведьмы! Стало отчего-то нестерпимо стыдно.

— А ночью царевич проснулся, — продолжала ничего не подозревающая Дженна. — И увидел, что старуха превратилась в красавицу. И до того она была хороша, что он влюбился немедленно. Упал на колени и попросил стать ее женою своей.

— Ну и дурак, — немного ожил мор. — Приворожила его ведьма, да?

— Нет. Не ворожила. Сказала только, что заклятье на ней страшное: днем она — старуха, а ночью — красавица. Но можно и наоборот, конечно. Это как муж захочет. Или ночью, с ним в постели, она молодая, а днем все видят, что жена его страшна как шулмус (*уродливый степной демон), или наоборот — люди днем видят красавицу…

— А в постели — чудище лесное, — подхватил развеселившийся Ольг, поняв, что Дженна рассказывает не про него.

— Именно. Вот ты, мужчина и будущий князь, как бы выбрал?

— Ну… сложно, — признал мор. — Спать с чудищем — приятного мало. Но и когда люли будут пальцем тыкать, тоже неправильно. Жена — она ж мужа должна украшать. Тем более, княгиня. Или там царевишна. Ей гостей привечать, милостыню подавать, нищих кормить, суды вершить. Старуху, да еще и ведьму, никто не примет. Но и на ночь ее в горнице запирать и про супружеские долги забыть — да зачем это нужно? Себя не уважать, полюбовниц завести при живой жене? Какая же это любовь? Нет, дудки. Сложная загадка, Дженна. Проще уж сбежать.

И засмеялся грустно, зубами белыми сверкая. Он вот — сбежал. Дурак и трус потому что.

— Вот и царевич загрустил, — кивнула ханша понятливо. — Думал, думал, потом понял, что и так ему плохо, и так не по нраву, да и сказал: выбирай сама, любимая. Пусть будет так, как ты хочешь. Ты взрослая совершеннолетняя женщина, без меня прекрасно много лет жила и теперь проживешь, своя голова на плечах есть. Вот и решай — не мне тобой командовать. Хочешь — будь старухой. Хочешь — красавицей. Я тебя любой приму.

— Охренеть, — прокомментировал изумленный Ольг.

— Ага. И оборотилась в тот момент ведьма красной девицей, и сказала царевичу: “За то, что ты мне выбор дал и принял меня такой, какая я есть, буду я всегда красивой, пока ты меня любишь”. Вот так. Потому что женщины хотят, чтобы их любили и в то же время не неволили и ни к чему не принуждали.

Ольг захлопал глазами, весь покраснев. Такого поворота истории он не ожидал. Зато — вдруг понял, что ему нужно делать. Вскочил, кинув растерявшейся Дженне:

— Спасибо, я все понял! Спасибо!

— Куда же ты, а Баяра дождаться?

— Потом! Некогда! Приеду скоро с женой — вот и поговорим!

И помчался коня седлать. Быстрее, быстрее, только бы не опоздать! Только бы Марика дождалась, не натворила глупостей! Ведьма его… любимая!

Глава 18. Хьонны

Марика стояла посреди улицы, беспомощно оглядываясь и теребя край черной вдовьей шали. Как глупо все вышло!

Самое смешное, она нисколько не злилась на Никитку. Она понимала его поступок: еще бы, какая-то старуха околдовала юного княжича, заставила его поверить в небылицы, возможно, даже совратила. Что дальше? Княжич свихнется? А может, он уже?..

Этого стоило ожидать, удивительно, что сам Ольг ей поверил, не выгнал прочь, а наоборот, пообещал помочь. Наверное, Марика сама бы себе не поверила на его месте.

Однако стоять без движения было холодно, да еще с неба крупными хлопьями пошел снег. В лесу она бы ему обрадовалась, но теперь, ежась и ворча, побрела вниз по улице — куда глаза глядят. У нее не было ни денег, ни смены одежды, ни даже привычной сумки с травами. Что делать? Просить милостыню или искать простую грязную работу?

Внезапная мысль, пришедшая ей в голову, дала надежду. Она пойдет к хьоннам, может быть, они ее приютят на несколько дней, пока ведьма что-нибудь не придумает. Даже если погонят прочь — спросить не помешает, потому как выбора-то особого все равно нет. Не стоять же столбом посреди улицы!

До пристани Марика дошла быстро. В последние дни у нее совсем не болели ноги и спина, да и зрение, казалось, стало острее. Кнорр она разглядела издалека, радуясь, что северяне никуда не уплыли. Про эту возможность она не успела подумать, оно и к лучшему, не успела переволноваться и начать придумывать всякие ужасти.

Корабль хьоннов мирно покачивался у пристани, деревянные сходни были убраны. Марика в растерянности топталась на мокрых от растаявшего снега мостках, прикидывая, покричать ли ей — или просто подождать, пока ее кто-то заметит? Решилась было кричать, подняла уже руки к лицу, но на палубе кнорра появилась женщина:

— Эй, ты кто? Чего нужно?

— Я Грома ищу, — ответила громко Марика.

— Нет его, он уехал дня на три. А чего хотела?

Терять Марике было уже нечего, и она призналась честно:

— Мне жить негде. Вот, думала, что Гром поможет.

— А ты наглая! — с явным восхищением в голосе протянула светловолосая девица и кивнула: — Погоди, я сейчас доску тебе кину, поднимайся. А справишься ли, мать?

Ах да, Марика в очередной раз забыла, что она уже старая, чтобы бегать по скользким доскам и шатающимся палубам. А девица уже кинула узенькую хлипкую дощечку, при одном только взгляде на которую у ведьмы закружилась голова. Пожалуй, ей не так уж и нужно на корабль.

— Не волнуйся, матушка, я пособлю! — громовым голосом крикнула северянка, узрев ее растерянность. — Стой где стоишь!

И не успела ведьма пикнуть, как светлокосая воительница птицей слетела на причал, подхватила “старушку” на руки и быстренько вернулась на свое судно. Марика даже не взвизгнула, а потом было уже неловко.

Вопреки ее опасениям, держать равновесие на покачивающейся палубе было не так уж и сложно.

— Пошли вниз, все расскажешь, — сурово приказала девушка. — Меня, кстати, Гуниллой зовут.

— Ты бы именем своим не разбрасывалась, — привычно проворчала ведьма.