догадывался, что неспроста княжич так быстро воротился. Ох, влетит ему! Но пусть уж за дело.

— Как ушла? — заревел Ольг будто бер. — Не могла она уйти! Аль обидел ее кто? А ну, собирай всю челядь, буду допрос вести!

— Окстись, Бурый, что ты переживаешь из-за старухи? — попытался урезонить его друг. — Ушла и ушла, всем от того лучше. Околдовала она тебя, а ты, дурень слепой, и не видишь!

Народ, снова сбежавшийся на шум, был щедро вознагражден новым зрелищем (что ни день, то праздник на Буровском подворье, а ещё в князья метил этот охальник). Ольг ударил Никитку кулаком в плечо, тот пошатнулся, но устоял, а от следующего удара ловко уклонился и попытался княжича обойти и сзади схватить. Не вышло: при всех своих размерах Ольг был ловок как лис. Да и опыта драк у него было куда больше, чем у юного воина. Не успел ничего сделать Никитка против княжича, только в грязь его лицом Ольг макнул, рыча:

— А ну, щучий сын, признавайся, что ты ей наговорил? Где мне ее искать?

— Откуда мне знать, я что — сторож ей? — прохрипел отрок. — Пусти, чорт полосатый, задушишь ведь.

Ольг долго злиться не умел, потому поднял друга на ноги, отряхнул с него грязь и бросил:

— С сегодняшнего дня ты у нас тиун. Гляди, напортачишь — выгоню взашей, ты не дядька Ермол, отцу моему верой и правдой не служил. Ключи от сундуков возьмёшь, дом приведи в порядок и для дружины помещение найди, чтобы тепло было. Кохтэ холода не любят. А Сельва будет жить в горнице, где Катька раньше жила, ее дело — охранять мою дочь. И вот что — пора Варьку к беру вести, чтобы все знали, что в ней моя кровь течёт.

— Какой из меня тиун, мне семнадцать всего!

— А какой есть. Или ты пользу приносишь, или…

— Понял, понял. А кухарку новую нанять можно?

— Делай что хочешь, но помни, что проверять буду, воровать не позволю.

— Окстись, Ольг, когда хоть я воровал? — вытаращил глаза парень. — Ежели ты обо мне такого мнения, то я прямо сейчас ухожу!

— Охолонись, горячая голова, — фыркнул Ольг довольно. — Ключи бери и за дело. И Сельву обижать не смей, люби ее, она хорошая.

Никитка весь скривился, но спорить не стал. Хватит уже… наспорился. Потер ноющую щеку, взглянул тревожно на Ольга, который уже приказывал отрокам седлать свежего коня.

— А ты куда?

— Марику искать, знамо дело.

— Да ну, сдалась ведь тебе эта ведьма!

Княжич хотел сказать, что она не ведьма, а любимая его женщина, но ума хватило промолчать. И так уже скоро его полоумным называть за спиной станут.

19-2

В Бергороде было трое ворот и речной порт. Ольг решил сначала спрашивать на воротах, да оно и понятно, в порту ведьме делать совершенно нечего. Красные ворота, главные, где все купцы и знатные гости проезжали, охранялись городской стражей. Охранялись на совесть, чужака воины не пропускали, всех спрашивали цель прибытия в град да исправно брали денежки: с крестьян пеших полмедяка, с телеги две монеты, с купца серебряный лепесток, а князей да бояр, да военный люд пропускали бесплатно, коли у них бумаги с собой подорожные были с печатями. А не было — вызывали кого-то из совета Бергорода, проверять и выдавать разрешение. Стражника оттого старались, что жалование их отчислялось из собранной подати. Половина шла им, половина — в городскую казну. Ольг не то, чтобы подозревал, знал точно: до городской казны доходило далеко не все, да еще некоторые крестьяне платили за въезд молоком али гусями живыми, и ни одного гуся в казну на памяти Ольга не поступало.

Надо бы этим вопросом заняться, стражников вороватых в шею гнать, зажрались они, наглые стали. Непременно на ближайшем совете княжич Бурый об этом речь держать будет. И еще с судом надо что-то решать, а то каждый городской край по-своему судит, а ведь есть кодекс городской, еще древними князьями писанный. Нечего безобразия разводить, все по закону должно быть, который, как известно, что для нищего, что для царя единый.

Красные врата оттого и называются, что из дерева какого-то заморского сделаны, красно-бурого цвета, что на засохшую кровь похож. И дерево там — прочнее железа, топоры в нем вязнут, огонь его не берет, а от воды врата только толще и тяжелее становятся. Дерево обито медными полосами, тоже на солнце красными. И стражники возле них в красных кафтанах и высоких шапках, с бердышами и короткими мечами на бедре. Бородатые, красномордые, лощеные — по ним видно, кто настоящие ходяева города. Впрочем, Ольга Бурого они разумно опасались, не зря про этого княжича говорили, что он честен до безумия и справедлив до крови из носа, а потому при виде его выпрямились, грудь колесом выкатили и гаркнули хором:

— Здрав буди, княжич!

— И вам здравствовать, служивые. Что, много ли нынче гостей в Бергороде?

— У нас все записано! — Стражники все были грамотны. — Два купца, дюжина телег, сто и двадцать пеших крестьян, да местных без счету. А давеча девка дикая с отрядом проезжала, но у нее бумаги от боярыни Вольской, что на службу едет, мы пропустили.

— А ведьму не видели? — спросил глупо Ольг, сам уже понимая, что при таком потоке людском вряд ли бы ведьму запомнили, к тому же она выходить должна была, а не входить.

— Что за ведьма? Какова из себя?

— Старая, седая, в черном платке. Серый кафтан… что еще… одна она была. Старухи одни разве ходят?

Стражники переглянулись и неуверенно покачали головами. Не припомнят. Вроде и не было, но поклясться не могут.

— Коли заметите старуху одинокую, спросите, как звать. Мне нужна Марика. Да не обижайте, она лекарица знатная, жаль ее отпускать.

И, чувствуя себя полным дуралеем, Ольг отправился к другим вратам. Там было проще. Через Лесные ворота выходили охотники да местные только, там стражник был один, мзду не брал, оттого скучал и был внимателен. Ведьма, конечно, там не пробегала, откуда?

Были еще Черные врата, из них вывозили из города нечистоты да тела умерших. Там Ольгу сказали, что старух в черных платках видели и не одну. Троих мертвых и с десяток живых, но живые все как одна