— Здорово у Союза спасения должно быть рыло в пуху, если они так жестко отбиваются. — Кларе сразу же понравилось быть умной.

И только теперь Бреннер выложил историю, что за две недели до этого был убит брат шефа Союза спасения. И что при этом одновременно была застрелена его подружка. И что свидетелем преступления оказался не кто иной, как Бимбо.

— Вот теперь становится потруднее, — сказала Клара.

— Тут все только и начинается. Потому как, пока я интересовался прослушиванием, шеф Союза спасения заподозрил, что я слежу за ним из-за налогов. А уголовная полиция подозревает, что он стоит за убийствами своего брата и Бимбо.

И только тогда Бреннер выложил историю, которую ему пару часов назад рассказала Ангелика. Что застреленная по ошибке Ирми была подружкой Лунгауэра, которому по чистой случайности глаз выколол не кто иной, как Бимбо.

— Опять по ошибке, — сказала Клара.

— Ирми по ошибке и друга ее по ошибке.

— Ты считаешь, два раза по ошибке дает один раз намеренно?

Бреннер пожал плечами:

— Это же у тебя из нас двоих с логикой все в порядке.

— Ну, то есть если рассматривать чисто логически, то не обязательно два раза по ошибке дают один раз преднамеренно. Но если смотреть с точки зрения чувства…

— Ты можешь себе представить, — прервал Бреннер ее исполненное чувством молчание, — что пуля вообще-то предназначалась жертве, которая только для виду была застрелена по ошибке?

— Что Штенцлю пришлось подставить свою голову только для того, чтобы замести следы? Но что же это тогда означает?

— Вот именно. Я тебя и спрашиваю. Ты же знаешь, мне вечно трудно было сосредоточиться.

— Хочешь кофе?

Потому как есть такой старый предрассудок, будто кофе хорош для концентрации внимания. И при этом эффект совершенно противоположный, я тебе могу в письменном виде это подтвердить.

Но правда никогда не бывает слишком простой — это еще одно важное правило. Часто появляются люди, которые приобретают популярность из-за того, что утверждают, будто бы правда проста. Но правда сложна, это точно.

В смысле кофе, например, совершенная правда, что пить его смертельно для концентрации внимания. Но варка кофе, в свою очередь, отличнейший способ концентрации внимания. Чтобы приготовить кофе, надо делать такие особые мелкие движения, а это лучшая помощь для концентрации внимания, какая только есть на свете. А без питья кофе не бывает и приготовления кофе, вот это правда.

Теперь, значит, ты не подумай, что во время варки кофе Кларе пришла в голову истина, практически подарок по поводу встречи или в честь празднования девяностопроцентного шанса на выздоровление — на вот тебе: убийца.

Но когда они стояли на кухне и Клара включила кофеварку, она вдруг спросила:

— Что ты там такое насвистываешь?

— Разве я насвистываю?

Она так улыбнулась Бреннеру, что у него появилось ощущение мурашек по коже, а начиная с известного возраста мужчина воспринимает это ощущение скорее как неприятное, потому как чувства и все такое. А потом она сказала:

— У тебя, значит, все еще сохранилась эта привычка. Стоит только подумать про текст, который ты насвистываешь, как уже знаешь, что у тебя болит.

— У меня и в Пунтигаме такое было?

Клара вытянула губы. Бреннер уже было подумал, она собирается поцеловать его в щеку этаким снисходительным поцелуем просветленных женщин. Но она просто стала насвистывать.

— Ты что свистишь? — спросил он. Потому как она высвистывала мелодию так правильно, что ее даже и узнать было нельзя.

А потом Клара тихонько запела голосом, на котором уже слегка отразились лекарства:

— «Приди, сла-а-адкий крест».

— «Приди, сладкая смерть», — поправил ее Бреннер.

Но Клара достала кассету и включила ему, ну и конечно: «Приди, сладкий крест». Значит, в юности Бреннер все-таки слишком много слушал Джимми Хендрикса и слишком мало «Страсти по Матфею».

— Ты мне это однажды на кассету записала.

— Я помню, — улыбнулась Клара.

— И с тех пор, как я тебя опять увидел, эта мелодия не выходит у меня из головы. Даже у себя везде кассету искал, так ты меня своей болезнью испугала.

— Так ты долго мог бы искать, — усмехнулась Клара. — Вот эта самая кассета, — показала она на магнитофон.

Потому как в жизни мы часто кое-что слегка подправляем, чтобы неприкрашенная правда была не такой болезненной. По-человечески это вполне понятно, единственная проблема: со временем начинаешь и в самом деле верить в подправленную версию.

Но теперь Бреннер, конечно, опять все вспомнил, спустя почти три десятилетия. Что он тогда бросил Клару не из-за Мисс лучшая грудь. А что Клара вышвырнула его, потому что он в третий раз забыл у нее дома кассету с записями ее хора, которую она кропотливо составляла для него много недель подряд.

Потому как для Бреннера Кларина одержимость Бахом была скорее поводом, вроде того: пойдем в твою комнату, послушаем «Страсти по Матфею».

— Вообще-то это не настоящие «Страсти по Матфею», — объяснила Клара. — Мы тогда, конечно, только отрывки пели. Зато в арии «Твое чело в крови, и взор исполнен боли» мы пели все строфы одного барочного стиха, которого даже и нет в «Страстях по Матфею».

Сейчас это мало интересовало Бреннера. А с другой стороны, было очень великодушно со стороны Клары так элегантно отвлечь его от этой неприятной истории.

Когда кофе был готов, Бреннер сказал:

— И Бах твой тоже не поможет мне найти убийцу. А у меня всего примерно четырнадцать часов осталось в запасе. Потому что потом они найдут шефа Союза спасателей в подвале Golden Heart, и мне еще повезет, если они меня собственными руками насмерть не прибьют.

— Знаешь, что мне открылось благодаря моей болезни?

— А я думал, что наконец мне попался хоть кто-то, кому в результате болезни ничего не открылось, — грубовато заявил Бреннер. — Ты не поверишь. Водитель «скорой» встречает исключительно философов, сделавших какие-нибудь умозаключения. Почему это человек не начинает думать, пока здоров?

— Я думала, это ты собирался найти здесь убийцу, — вернула его на землю Клара.

Она налила им две чашки кофе, и они опять вернулись в гостиную.

— Когда врач сказал мне про пятьдесят процентов, я много думала над этим числом: пятьдесят процентов. Половина. Вообще-то очень просто. При этом я вспомнила одну игру, я ее студенткой придумала.

— Ты еще в школе придумала. Как там было? В жизни обманываешься больше чем на пятьдесят процентов, или как?

— Ты прав, должно быть, это действительно еще в гимназии было. Такие мысли обычно бывают в период полового созревания.