Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И они тоже. Но больше – будущие спонсоры. Надеюсь, мы заручимся их покровительством и достроим это проклятое юношеское крыло. Тем более спальни требуют обновления и лоска; посетителям приедается смотреть в один и тот же потолок, пока на них прыгают монастырские кошки.
– Почему давно не привозили новых послушниц? Достаточно продать хоть одну вирго.
– Потому что ни одной вирго на близ расположенных землях нет, радость. А если и есть – их утаивают и по пути к конвою статуса лишают.
Начинаю хохотать – в меня врезаются непонимающие глаза.
– И какая на этот раз причина, Луна?
– Ты продал всех девственниц на свете, Хозяин Монастыря? Моё почтение.
– Это не смешно, прекращай.
– Ещё как.
– Хочешь скажу, кто большую часть из них ритуально провёл в мир отношений между мужчинами и женщинами?
В секунду замолкаю и бросаюсь волчьим взглядом.
– Спасибо, Луна, что прекратила смеяться осознанно и самостоятельно. У нас проблемы, а ты потешаешься.
– Радикальные меры были ни к чему.
– К чему.
И Хозяин Монастыря разрывается в кашле, отгоняя от себя дым и мой беспокойный взгляд.
– Чувствую себя дерьмово, – говорит он.
– А когда было иначе? – спрашиваю я, на что мужчина кашляет ещё раз, сплёвывает и рукой обхватывает мои плечи. – Думаю, ты не против дружеских объятий.
Бог
– Ненавижу! – выпаливает женский голос и следом выплывает его обладательница.
Я подрезаю розы. Восклицанию пугаюсь и потому сдираю руки о шипы. Явившаяся девушка бросается ко мне с извинениями: она не знала, что в этой части сада кто-то есть.
– Всё в порядке, – обманываю я и утаиваю руки, за которые незнакомка хочет взяться.
– Я могу помочь тебе?
– Не следует, госпожа, всё в порядке.
Девушка отступает и садится на одинокую скамейку, признаётся, что сбежала и мечтала об уединении.
– Мне оставить вас? – спрашиваю я.
– Что? Нет. Нет, конечно. Я это к тому, что пыталась покинуть компанию лжецов и лицемеров. Ты не похож на представителей упомянутой.
Спрашиваю имени незнакомки.
– Джуна. Из клана Солнца, старшая.
– Рад познакомиться, Джуна.
И называюсь сам.
– Интересное имя. Не здешнее словно бы, далёкое от нашей реальности. Чем ты занимаешься? То есть занимался. До того, как я ворвалась в твоё пространство и нарушила покой.
Девушка рассматривает садовые инструменты.
– Ты работаешь здесь?
– Вроде того, – улыбаюсь я.
– Не слишком ли ты мал для работы?
– А вот это прозвучало обидно.
Джуна смеётся и вместе с тем просит прощения.
– У меня есть сестра, – повествует она, – то есть две сестры. Обе младшие, но младшая, о которой я подумала, выглядит погодкой тебе. Чтоб ты знал – она разбалована и с ложки супа сама хлебнуть не может. Жуть.
– Правда?
– Не то чтобы. Это преувеличение. Я к тому, что ты работаешь, значит, к труду привык. Она привыкла сидеть у брата на шее (в прямом и переносном) и мерить платья.
Интересуюсь: в адрес кого было направлено гневное восклицание, с которым юная богиня влетела к розам на исповедь. Неужели виной лжецы и лицемеры, от которых она сбежала?
– Если бы, – фыркает девушка. – Ненавижу своего тупого братца, чтоб ему пусто было. Эгоист каких свет не видывал. Приволок на этот поганый вечер в этот поганый дом, запретил общаться без его ведома и взгляда, а сам сбагрил пару местных вертихвосток и скрылся в спальнях. Ненавижу!
– Зачем он это сделал? – спрашиваю я.
– Наверное, чтобы наклонить их по очереди. Гад.
Джуна закатывает глаза, затем округляет их и медленно поворачивается ко мне лицом:
– О, прости… – выпаливает она. – Ты ребёнок, а я здесь таким разбрасываюсь. Неловко…
– Я живу в этой резиденции, помогаю с хозяйством и ухаживаю за розами в саду. Происходящее здесь мне известно, – объясняю я раздосадованному лицу. – Но спрашивал об ином: зачем он этот сделал, зачем привёз тебя сюда?
– Ах да! – восклицает Джуна. – Ещё один славный пункт: найти мне поганого женишка, в котором я не нуждаюсь. Ему стукнул четвертак, а мне восемнадцать, теперь брат в поисках хорошего устройства сестры. Но я не хочу. Мне мил дом, мне любо находиться в клане Солнца, я чувствую свою принадлежность к дому и не должна покидать его.
– Значит, тебя выдают замуж вопреки?
Девушка озадаченно смотрит. А затем ругается сама на себя:
– К чему я обсуждаю всё это с малолеткой?
– Эй!
– Это не в обиду. Просто…смешно! И так глупо!
Джуна ловит мой взгляд и, сдерживая слёзы, говорит:
– Взрослые не желают меня слушать, а ты выслушиваешь. Родители велели мне поступать подобно гласу брата, ибо его обязанности – сохранение и продвижение клана Солнца. Но он желает оторвать меня от семьи подобно иным семьям; я же хочу быть вместе.
Даю незатейливый и вместе с тем правильный ответ:
– Скажи ему об этом.
– Так просто, – вмиг смеётся Джуна. – Сказать. Беда в том, что он не слышит. Никогда. Он прекратит, я знаю, ещё несколько скандалов, как он называет мои выходки, и брат отступит. Но не отвернутся ли от меня родные?
– Вы одна кровь, не отвернутся.
– Не знаю, чем могу быть полезна клану. Иногда мне кажется, будто я выпала из чужого гнезда. Но я люблю их. И – боги! – как ревностно наблюдать за ухаживаниями брата в сторону иных. Мне жадно делиться семьёй и отделения я не желаю. Парадокс на парадоксе.
Отрезаю розу почти под самым бутоном и протягиваю её девушке. Русые волосы забраны в слабую косу, тянущейся по позвоночнику, платье избрано скромное, но обтягивающее. Ей неудобно, но она вынуждена терпеть. То видно.
Вдруг бурей залетает старший брат.
– Гелиос! – восклицает Джуна и от неожиданности роняет розу.
Бутон приминает мужской ботинок. Названый хватает сестру за руку и подтаскивает к себе, велит обходиться без драмы и замирает в сантиметре от лица.
– Где я велел оставаться? – спрашивает он.
С вопросом небо готово разверзнуться; столько в молодом буйства и ужаса. Нагоняющего ужаса. Мужчина повторяет вопрос и, наконец, замечает меня. Велит отвернуться.
– С тобой разговор не окончен, – шипит он сестре почти в лицо и продолжает потряхивать за руку. – Я велел ждать. Велел знакомиться, велел общаться, велел заручаться поддержкой, вниманием и симпатией. А ты сбежала в компанию к слуге? К ребёнку? Это лишний раз доказывает, что сама ты ещё дитя.
– Не хочу об этом, Гелиос, – говорит Джуна и роняет взгляд на утоптанную розу.
– Смотри на меня. Быстро. А ты, мальчишка, отвернись, повторять ещё не стану.
Обращается ко мне, слушаюсь. Дальнейшему разговору внимает спина.
– Я взял тебя не для того, чтобы терпеть детские забавы и