Схватка была яростной; вот одна стенка дрогнула и попятилась, но тут в толпе зевак, сочувствующих дрогнувшей стороне, раздалось обнадеживающее: "Габай, Габай идет!" Чернобородый мужик, богатырского сложения встал на сторону дрогнувших, выставил пудовый кулачище, и тотчас возле него сколотилась сильная группа кулачников. Натиск противной стороны был остановлен. Теперь бились, стоя на месте. Молотили друг друга по головам как цепами. Слышались покрякиванье и поохиванье. Над местом кулачного побоища поднимался пар. Подбрасывались вверх утерянные шапки — в поисках их владельцев. Но вот кто-то из кулачников ухватил Габая за плечо, потряс и что-то сказал. Габай поднял голову, уставясь живым правым глазом (левый был мертв) на князя, крикнул: "Браты, кончай!" Проворно выбрался из толпы и, приблизясь к князю, низко ему поклонился.

— Кто же ты такой, добрый молодец? — спросил Олег, невольно испытавший уважение к эдакому добротному кулачному бойцу.

— Староста, Габай мое имя.

— Дерешься ты знатно; однако, ныне великий пост.

— Дел ныне мало, князь-батюшка, вот и тешимся. А деремся мы по правилам: ниже пупка не бьем и лежачего не трогаем. Грех на себя не берем.

— Разместишь ли ты моих воев, Габай?

— Всех до единого размещу, — ответил тот, окинув взглядом подходившие рати. — Мы, государь, давно тебя ждем. Ты наш князь-батюшка, а не самозванец Володимер…

— Много ль сирот так мыслят? — вопросил Олег.

— Смерды моего села все так мыслят, княже. Да и как иначе? Ты нам по праву дан и правил своей землей разумно. Володимер же посажен на Рязань из чужой руки. И не успел сесть на твой стол, как тут же стал ломать прежний уряд…

— Что-то я не слыхал о том, — сказал князь (слышал, но хотел услышать из уст сельского старосты). — Каковы мои порядки он поломал?

— Да вот намедни прикатили к нам с порожним обозом сборщики — драть налог с наших крестьян. Подавай им зернового хлеба, мяса, меда… Твои-то, княже, брали с нас кормы два раза в год, на Петров да на Рождество. К таковому порядку привыкли. А Володимеру подавай ещё и на масленицу… Мужики — за вилы и топоры. Сборщики вовремя сбежали — не то быть бы греху! Нет, Володимер — не наш государь. Разбойник он, а не государь! А коль я не прав, княже, вели меня выпороть.

Габай, в подтверждение того, что он сказал не ради красного словца, согнулся, как бы подготавливаясь к удару плетей. Олег улыбнулся глазами.

— А не выпороть, — так вели своему самому крепкому кулачному бойцу побить меня в поединке, — добавил Габай, разогнувшись и пошевелив покатыми плечами.

— А что? Есть у меня таковой, — Олег весело покосился на Тимоша — тот слыл по Переяславлю как отменный кулачник; в часы веселого досуга Олег не отказывал себе в удовольствии понаблюдать, как бьется на кулачках этот боярин. — Опробуй-ка, Тимош, этого удальца.

— Не премину, княже, — тотчас отозвался Тимош Александрович, соскочив с коня и бросив поводья стремянному.

Бились недолго: Габай с третьего удара сшиб с ног Тимоша, что произвело на Олега и его воевод ошеломляющее впечатление.

— Княже, — сказал Тимош, встав на ноги и дружески обняв победителя. Возьми его в свою дружину. Не то я его приглашу в свою.

— А и возьму, коль согласится, — ответил Олег совершенно уверенный в том, что согласится, ибо служба в дружине князя почиталась делом и почетным, и выгодным. — А теперь, Габай, вели твоим людям разместить воинов…

Габай подозвал нескольких человек и приказал им обеспечить кров всем ратным. Самого же князя и его воевод пригласил к себе домой. Дом его, по соседству с церковью, выделялся среди прочих изб крестьян гораздо большими размерами и толщиной бревен. Обширным было и подворье — оно свободно вместило в себя несколько десятков лошадей.

Прежде чем ввести гостей в горницу, Габай распорядился очистить помещение от живности. Стайка прыгучих курчавых ягноков, десятка два, тотчас были выпровождены в один из хлевов, в то время как двух рыжих телят сам хозяин перенес из горницы в другую избу. После очистки горницы от соломенной подстилки хозяин ввел гостей, и Олег с удовольствием потопал по полу: он был не земляной, как в те времена было принято у крестьян, а деревянный, из плах.

— Как у доброго боярина, — заметил одобрительно. — Таракан, клоп водится?

— Таракана вывел — выхолодил избу под Рождество и морозом его выморозил, а с клопом не управился. Супротив клопа, князь-батюшка, мужик слаб — эту тварь на кулачки не вызовешь… И на холод клоп крепок.

— Ну, ништо. Воеводы мои устали — клопы им не помеха.

Хозяин пригласил гостей за стол, уставленный постными закусками и вскоре явилась в горницу с подносом румяная старостиха — в длинном, до пят, платье с каймой из кружев, в высоком, шитом жемчугом, кокошнике. Каждому поднесла, по русскому обычаю, по чарке крепкого меда. Едухан, когда женщина поднесла ему чарку, вдруг ухватил её за стан и тут же получил от Габая крепкого щелчка деревянной ложкой по лбу. Рязанские воеводы рассмеялись, татары оторопели, а Едухан схватился за нож. Беду предотвратил Салахмир: перехватил руку гневливого брата.

Хозяин дома как ни в чем не бывало объяснил:

— Не знаю, какие у вас, татар, порядки, а у нас, рязанцев, не принято лапать чужих баб.

Князь Олег с легким упреком сказал, что мог бы и предуведомить о том гостя, а не бить сразу по лбу.

— Дак я не топором его ударил, — заоправдывался Габай. — Нечто он не очухается от удара ложки? Ну, а коль я не так поступил — винюсь…

— Впредь больше так не делай. На них, татар, вся моя надежа.

Тут Габай осмелился подсказать князю, что сила князя не только в его собственных воинах и нанятых им татарах, но и в сиротах, крестьянах, среди которых немало сыщется тех, кто охотно вступится за князя. Да и сам он, Габай, коль князь дозволит, вступит в его рать…

— И много ль вас, таких охотников, сыщется? — заинтересовался Олег.

— С полста верных.

— Ого! — одобрили воеводы.

— Что ж, помощь сирот как нельзя ныне кстати, — сказал князь.

— Оружие у вас есть?

— Вил и топоров хватит.

"К топорам твоим добавим копий и рогатин, — размышлял Олег, взволнованный неожиданным предложением старосты встать в его ряды. — Пешцев мне как раз не хватает. Коль Габай не ошибается — по пути ко мне пристанут ещё отряды крестьян…"

Так оно и случилось: в оставшиеся дни похода в рать Олега влились ещё несколько отрядов крестьян, обеспечивших ему перевес в силах над противником.

Владимир Пронский не успел как следует подготовиться к сражению. К тому же он сделал ошибку, клюнув во время боя на приманку: ложное отступление ордынского отряда принял за истинное, помчался основным отрядом за отступавшими и попался в заранее приготовленную западню.

Сам Владимир едва не убежал, но был настигнут, взят в полон. Олег, обгоняя повозку пленника, попридержал коня, всматриваясь в ненавистный ему посеревший лик Владимира. Его, крепко привязанного к саням, везли в Переяславль.