— Господин инструктор, можно вопрос? — голос Бастиана звучал непривычно задумчиво.

— Тяга к знаниям похвальна, мой мальчик. Хотя я просил версий, а не вопросов. Ладно, спрашивай.

— Как поймать мышь?

Холодный ум — самое острое оружие.

Шарль Д'Артаньян

Дагоберт уходил в себя все глубже. Со стороны его отстраненность казалась мрачностью. Придворные и бароны, стоявшие лагерем в стенах дворца, шептались, что кесарь не в духе, что встреча с кардиналом огорчила его. Однако юный венценосец и не вспоминал о событии, всколыхнувшем весь Париж. Он был словно не здесь и не сейчас. Впрочем, по большей мере это соответствовало истине.

Образы предков чередой видений проносились в его мозгу, давая простор размышлениям. Он искал ответа на не дающий покоя вопрос: что за странная связь между драконами Рифейских гор и народом, безостановочно убивающим в их честь всех, до кого способен дотянуться острием меча?

Клан, из которого сам он происходил, имел чрезвычайно дальнее родство с драконами Рифейских гор. Те жили замкнуто, упрямо держась за неоднократно оспоренное первородство. Всякому из драконьего племени было хорошо известно, что этот клан мрачный, вздорный, и на всякого чужака здесь смотрят, как на коварного недруга, пришедшего отнять извечное, как им казалось, право верховенства над сородичами Востока и Запада.

Но должна же быть хоть зацепка! Неужели за сотни, тысячи лет их кровь ни разу не смешалась, давая пусть самый малюсенький ручеек, следуя руслом которого можно проникнуть в память властителей чужой земли, расположенной у границы почти неведомой Гипербореи?

Жизни прародителей сменяли одна другую, он видел все, что прежде видели его дальние, и не очень, предки.

Вот каменистое плато, заполненное великим множеством всадников. У большинства в руках — тугие выгнутые луки из воловьих рогов. Во главе каждого отряда — знамя. Нет, не знамя — некие значки. Ветер, сорвавшийся с горных отрогов, надувает их, и в тот же миг над всадниками точно взвиваются длинные хвосты и распластанные крылья множества драконов, совсем маленьких, не крупнее лошади. Можно представить ужас тех, кого атакует такое войско. На деле каждый подобный знак — всего лишь длинная кожаная труба, но все соседи этого народа знают, кого почитают тысячи конных лучников. Толпа шумит, выкрикивая имя вождя: «Кир!»

Дагоберт ясно ощутил яростную энергию, наполняющую этих людей. Эти, похоже, не враги. Драконий род им друг и советчик, быть может, учитель и защитник, но уж точно не враг. Юный кесарь продолжал искать. Сознание его металось из стороны в сторону. Отсюда от Парсских гор до Рифейских уже совсем недалеко.

«Вот! Есть!» Он видит себя мальчишкой почти тех же лет, что сейчас он сам. Они бегут с матерью, их преследуют… Но нет, это не люди — хаммари! «Куда он бежит?» — беззвучный вопрос отзывается в голове волной ужаса. Он хочет скрыться в пещере. Один из хаммари настигает его мать, бьет когтистой трехпалой лапой по спине. Та падает, оттолкнув сына подальше, хоть на шаг ближе к пещере. Он делает еще рывок вперед и видит каменных уродцев, бредущих на свет из темного провала, скрытого меж навалившихся друг на друга скал. Когти передних лап этих чудищ необычайно длинны и остры, голубая кровь стекает по ним, постепенно краснея и превращаясь на свету в крохотные золотистые светящиеся лужицы…

Он прыгает в сторону, вцепляется пальцами в мох, взбирается на камень, и тот невесомо уходит из-под ног, с грохотом обрушиваясь вниз. Он бежит, карабкается по склону, пробирается сквозь усеянный колючками раскидистый кустарник, в подступивших сумерках забивается в расщелину, точно сливается с камнем, старается заставить сердце стучать как можно тише, чтобы не выдать убежища. Всю ночь поблизости раздаются тяжелые шаги, от которых, кажется, содрогаются и сами горы. В такт грохоту этих шагов стучит в мозгу ужасное сознание: «Отец мертв. И мать тоже мертва. И вся семья…»

Дагоберт сжал ладонями виски, чувствуя, что вот-вот голова взорвется от боли. Чужой, давней, затаившейся в закоулках памяти боли, так долго ждавшей своего часа.

Кесарь, пошатываясь, встал и направился к сокровищнице. Неведомая сила влекла его, как магнитная гора притягивает железные опилки. Пройдя мимо замершей стражи, он спустился по ступеням, как ему показалось, отчего-то вздрогнувшим под его ногами, отпер замок и вошел под темные своды. Один из стражей хотел зажечь факел, но Дагоберт молча отмахнулся. Ему не нужно было освещение.

Длинный темный зал для него был точно залит сиянием. Оно исходило от запертого ларца, четырьмя цепями прикованного к неподъемному камню. Даже не отпирая крышки, Дагоберт чувствовал, как пульсирует жизнь в золотистом камне — наследстве гарпии. «Кровь призывает кровь, — прошептал юный кесарь, уверенно кладя руку на ларец и ощущая необычайный прилив сил. — Сейчас зов особенно властный. Видно, потревоженная память давнего предка взывает об отмщении». Дагоберт широко развел плечи. Кажется, еще мгновение — и он выдохнет из груди длинный язык пламени, совсем как настоящий взрослый дракон!

Вдали, должно быть из дворца, послышался женский вскрик. Здесь он звучал совсем тихо, но почему-то вывел Дагоберта из оцепенения. Кесарь отпрянул, повел плечами, будто стряхивая тяжелый плащ, и крикнул часовым:

— Эй! Что там случилось?

Какое-то время ответа не было, должно быть, один из стражников бросился выяснять, что стряслось. Через минуту он вернулся.

— Госпожа Брунгильда в обморок упала, мой государь! Там все сбежались, а она лежит без сознания, бедная раба божья, почти не дышит.

Монетка упала, звякнув о камень, и перевернутый глиняный кувшин хлопнулся на пол, оставив снаружи кончик мышиного хвоста.

— Господин инструктор, я ее поймал! — с ликованием сообщил Бастиан.

— Ты молодец! Лучший мышелов нашего экипажа! Почетный кот в сапогах!

Бастиан покосился на кувшин.

— Шо-то не вижу энтузиазма во взоре, — прокомментировал Лис.

Ла Валетт обошел импровизированную мышеловку, опасливо тронул указательным пальцем кончик мышиного хвоста и отдернул руку, точно от удара током.

— Господин инструктор, а что теперь делать?

— Шо-то я не понял! Это ж был твой план. Думаешь, я самовольно внес туда ценные коррективы? Попробуй использовать по прямому назначению.

— Но, видите ли, господин инструктор, — жалобно произнес выпускник Сорбонны, — если я возьму мышку за хвост, ей будет неприятно, она станет дергаться.

— Ее можно понять. Будь у тебя хвост, за который бесцеремонно хватали бы, ты б тоже не сонеты декламировал. Давай, певец моей печали, действуй!

— Но, — Бастиан вздохнул и страдальчески выдавил, — я не могу.

— Что еще за новости? Это говорит мне храбрый воитель, который дрался тет-а-тет с гарпией? Который добрым словом, безо всякого пистолета, укротил толпу воинственных баронов? Основной претендент на титул невидимого дракона?