Ноги так ослабели, что она дотащилась до гостиной и села. Эрнест немедленно вскочил, подошел и положил голову ей на колени. Она погладила его за мягкими шерстистыми ушами.

– Я знаю, мальчик, знаю. Но так будет гораздо лучше, вот увидишь.

Появилась из кухни Лисси и присела рядом.

– Как ты?

Саския подняла голову и посмотрела в озабоченные голубые глаза подруги.

– Все в порядке. У нас обоих все в порядке, верно, Эрни? Мы победители. Мы выжили, и у нас все будет хорошо.

– Все мужчины сволочи.

– Не все. – Саския потерлась носом о нос Эрнеста, после чего он потрусил на кухню, чтобы получить свое лакомство.

– Кто звонил?

– Нейт.

Нейт.

– Я сказала, что ты ему перезвонишь.

Саския облегченно выдохнула. А она-то считала, что ее отношения со Стю сложные, но, оказывается, они были самыми простыми по сравнению с теми, что сложились у нее с Нейтом.

Она хотела встать, но Лисси ее удержала:

– Подожди. Посиди немного и передохни. Выпей бокал вина. Да какого черта, выпей хоть бутылку. Нейт подождет.

– Знаешь что? – Саския вскочила. Я не хочу больше ждать.

Она накинула жакет прямо на свое старое макси-платье, надела ближайшую пару обуви, которая оказалась под рукой, обмотала шарф вокруг шеи, нахлобучила шляпу и взяла свою сумку.

Она шла по его дому, сравнивая его с лабиринтом. Лестница. Она поднялась по ней через три ступеньки. Повернула направо. Еще лестница. Наконец очутилась в просторном жилом помещении. Сводчатый потолок, отделка светлым деревом, металлическая серая краска. Пахло кожей, дровами и еще чем-то трудноопределяемым. Ни один нормальный человек не захочет здесь жить. Но Нейт жил, хотя и жаловался на месть дизайнера.

Она нашла его на кухне и поняла, что он что-то готовит в духовке. Он готовит? Еще один шок сегодня.

И пахло очень вкусно. Как лучшее блюдо у «Маммы Риты».

Она бросила свою сумку, в которой лежал желтый блокнот с вопросником и такими удивительными, ставшими открытием, ответами Нейта. Она прихватила его на всякий случай. Тяжелая сумка стукнулась о кухонную скамью, и Нейт поднял голову.

– Все мужчины сволочи.

– Спасибо большое.

– Это Лисси сказала, ее бросил Бэмфорд.

– Я этого не знал.

– Но мне кажется, ты не удивился почему-то. Почему так случилось? Разве ему не повезло, что он с ней познакомился… Не говоря об остальном.

– Я совершенно с тобой согласен по поводу достоинств Лисси, но тебе не кажется, что они не слишком-то удачная пара?

«Наверное, так же как девица, которая выглядит как хиппи и великолепный мужчина с Коллинз-стрит». При этой мысли она совсем расстроилась.

– Хочешь выпить? – Он кивнул на бутылку красного вина. – Может, снимешь жакет, шляпу и шарф?

Она растерянно моргнула, поняла, что представляет собой нелепое зрелище: шляпа с обвисшими полями, бежевое макси, страшненькие сапожки до колена, которые впору носить только дома, – прямиком от старьевщика. Сняла жакет, шарф и шляпу, бросила на стул, вспоминая, зачем примчалась.

– Так вот – по поводу мужчин. – Она достала визитку из сумки, которую отдал ей Стю, и бросила перед Нейтом на барную стойку. – Почему? – спросила она с таким чувством, что сама испугалась, и теперь со страхом ждала ответа.

– Прощальный подарок.

Слово «прощальный» хлестнуло, как пощечина. Она влюбилась в человека, ждала объяснений, продолжения отношений, заверений в том, что она стала ему дорога. А он думал о том, что все кончено.

И снова перед ней возник Стю. Она никогда не выйдет из замкнутого круга. Конечно, на этот раз ее не ограбили. Зато разбили ее сердце.

Коленки подогнулись, она поспешно села на барный стул.

Он обошел стойку, сел рядом, касаясь коленом ее колена.

– Почему? – тихо повторила она. Все еще не верила, хотела объяснений, уточнений, например дату окончательного разрыва.

– Потому что он тебя недостоин, как и все, ты лучше его, лучше их всех, кто был до него. Я хотел, чтобы ты посмотрела на него другими глазами и увидела его таким, какой он есть. Ничтожество. И поняла, что лучше остаться без всего: без телевизора, без вещей, чем с таким, как он.

Глаза его были очень серьезны. Он не шутил, не притворялся, не пытался выкрутиться, и ее сердце омыла теплая волна.

– Ты ведь не за тем отыскал его, чтобы он вернул деньги.

Он недоуменно поднял брови.

А она уже не могла остановиться:

– А может быть, в надежде, что я захочу к нему вернуться?

Он взглянул на нее с недоумением, и выражение стало таким, как будто она его оскорбила или он неожиданно испытал страшное разочарование. Он не понимал, что с ней происходит.

– Почему ты так говоришь? Ты хотела бы к нему вернуться?

– Господи, конечно же нет!

Он с облегчением выдохнул и уже спокойнее объяснил:

– Ты обижалась, что я не хочу быть с тобой откровенным, предъявляла массу претензий, а ему почему-то было позволено все, в том числе не только вероломно тебя бросить, но еще и обокрасть. И он не понес наказания. Я долго думал и пришел к выводу, вернее, меня одолело сомнение: может быть, он значил для тебя больше, чем ты сама считала?

– Нет. – В ней зашевелилась слабая надежда, что все-таки она не безразлична Нейту, ведь он действительно думал о ней. – Он не значил для меня никогда больше, тем более сейчас.

– Тогда все в порядке?

Было только справедливо после всего, что он для нее сделал, рассказать ему всю правду о Стю до конца. Она опустила глаза, нервно переплела пальцы.

– Он написал мне записку.

– Сегодня?

– Нет, еще тогда. Вот почему я не разыскивала его и не пыталась наказать… Я не хотела снова столкнуться с этой… ненавистью.

– Что он написал? – Лицо Нейта приняло такое выражение, что, кажется, если бы злосчастный Стю сейчас появился вдруг здесь, ему пришлось бы плохо.

И она решилась:

– Он назвал меня стервой. Написал, что я его контролирую, подавляю, что я только притворяюсь, а на самом деле его никогда не любила.

– Черт побери, Саския, почему ты после этого…

– Он имел право. Действительно, я никогда его не любила и тем не менее позволила ему переехать ко мне и жить за мой счет. А я обманывалась, пыталась доказать самой себе, что нужна этому человеку.

– Саския, – он заглянул ей в глаза, – послушай, Стю – настоящая задница и осел. Безмозглое, эгоистичное животное. Но он злобен, и пытался досадить тебе даже не тем, что обокрал, он хотел тебя как можно больнее уколоть, отомстить за твое превосходство, сломить твой дух. Но он не преуспел. Это сделало тебя сильнее и открыло тебе глаза.