Лорду нравился наметившийся экшен. Он предвкушал настоящую революцию. Если твоя братва ввязалась в бойню, не мельтеши и скоренько принимай боевой раскрас. Даже если силы не равны. В противном случае, если твой боевой дух на самом деле лишь производное работы органов пищеварения, то лучше не признаваться в этом братве. Можешь попасть под горячую руку. Трусам тяжело существовать в скользком ремесле. Они или становятся самыми жестокими бандитами, чтобы скрыть свою боязливость, либо бывают сломлены своими же пацанами. Лорд не относился к категории малодушных. Он сделал свой выбор и готов был идти до конца. Он признал верховенство Соболя. Он, хоть и чтил воровскую масть, принял новое знамя из рук Магистра, став полноправным членом нового подполья.

Возможность реализовать все свои способности на новом поприще появилась очень быстро. Магистр ставил свой спектакль. Лорд получил должность главного ассистента режиссера.

– Я поручаю тебе самое трудное. Ты будешь курировать телевидение.

– Я ж в этом ничего не смыслю…

– Они думали, что мы ничего не смыслим в судах, мы быстро разобрались, создав свою собственную судебную систему. Более справедливую. Возьмись за телевидение. Этому сегменту в нашем деле я отвожу значительную роль. Не подведи меня. Сделай его послушным нам. Ручным. Трусливым. Пусть они боятся власти меньше, чем смерти. Смерть – наш инструментарий. Карьера не может быть дороже жизни. Телевизионщики тебя послушаются…

– Как скажешь, босс.

– Магистр. Я Магистр.

– Для меня хоть маэстро.

– Не шути. Я серьезно.

– Магистр… – словно заклинание произнес Лорд. Ему нравилось все, и даже новое задание. Это просто было новое дело. И он готов был на него пойти. Да, его устраивало все, кроме слова «магистр». Но к новому прозвищу Соболя он надеялся привыкнуть.

Со смертью господина Сулейманова сходка не представляла больше угрозы. Оставшиеся в живых воры и положенцы залегли на дно. Кое-кто решил отсидеться на «комфортабельных нарах» с японскими телевизорами, холодильниками, а в колониях-поселениях – даже с джакузи. Но киллеры доставляли «посылки» от Магистра и в «пятизвездочные тюрьмы».

Организация быстро крепла и стремительно разрасталась. Ее финансовое могущество складывалось не только траншами извне, но и экспроприациями внутри страны. Магистр объявил войну государственным банкам. Гангстеры захватывали заложников, совершали налеты на инкассаторов, выбивали долги. Время пошло вспять, словно непослушная река, наткнувшаяся на неприступную дамбу. На улицах Москвы вновь строчили автоматы. В парках убивали людей. Киллеры снизили гонорары – человеческая жизнь обесценилась вслед за недвижимостью и рублем.

В ряды Ордена «Либра» влились сотни новых членов, скрепивших свои обязательства перед Магистром клятвой верности, кровью «изгоев» и добровольным клеймением. Со временем в категорию осужденных на смерть стали попадать не только враги, преступники-кустари, сопротивляющиеся банкиры и строптивые милиционеры. Пулю в лоб в «храме новой религии» могли получить звезды шоу-бизнеса, вся вина которых заключалась в том, что они бесплатно выступали на Дне милиции. Эти безгонорарные концерты бесили Соболя.

– Значит, вы такие богатые!

Он приказал создать специальные группы, наподобие инкассаторских, которым поручили известных артистов. Их выбрасывали из автомобилей, грабили после концертов, потрошили загородные дома. Они не платили налоги, у них водились миллионы незадекларированного кэша. Они были наиболее уязвимы, ведь артист не из мира сего. Что может противопоставить ножу скрипач, кроме своего смычка!

Специально созданный исполнительный орган Магистр окрестил Комиссией:

– Мне не нужен парламент с палатой Лордов. Мне хватает одного Лорда! Мне не нужно законотворчество. Я есть закон и право, я вершу преступление и наказание! – шутил он, наделив своих ближайших соратников разными наделами. Рыжий, то ли американец, то ли британец Пол Уайт, отвечал за боевую подготовку групп. Риелторскими сделками ведал другой член верхушки, банки стали сферой ответственности третьего, транспорт – четвертого, телевидение, самая эфемерная и расплывчатая зона компетенции, было вотчиной Лорда. Магистр считал, что Лорд со своей задачей справлялся. Сложные ситуации Комиссия рассматривала коллегиально, но окончательное решение мог вынести только Магистр. Наемные убийцы подчинялись непосредственно ему. Приговор человеку являлся прерогативой вождя. Но только до момента объявления о начале операции, в ходе которой автономные группы должны были получить задания и действовать сообразно обстоятельствам.

В лицо Магистра знала лишь верхушка, личная охрана и доверенные лица – посредники между ним и корпорацией киллеров. Война Магистра с мафией и милицией для ФСБ выглядела достаточно схематично. О главных действующих лицах этой войны органы знали понаслышке. События трактовались экспертами как разрозненные, вызванные объективными обстоятельствами роста преступности в период экономического кризиса, а не цепочкой управляемых единым центром преступного заговора, кульминация которого уже была не за горами.

Соболевский Дмитрий Вячеславович 1957 года рождения являлся для оперативников самой загадочной фигурой. Именно его ряд опытных оперов, внедренных в этнические банды и блатную среду, считал зачинщиком кровавых разборок. Знатоки полагали, что войну развязал Соболь. И мотивы на первый взгляд лежали на поверхности – месть и новый передел. Никто и предположить не мог о наполеоновских планах бывших зэков. Заминка заключалась в том, что Соболь, хоть и числился в федеральном розыске, так нигде и не засветился, будто перестал существовать. На оперативном просторе аналитиков и криминалистов отсутствовала даже тень главного героя. Спустя некоторое время после бесплодных поисков авторитета в кабинетах Лубянской площади даже стали сомневаться, что Соболь тот, кто им нужен. След его простыл. Хоть имелись и те, кто утверждал обратное…

В болтовню вора в законе Головани – последнего оставшегося в живых авторитета из «старой гвардии» – уже никто не верил. Головани сам сдался властям, предпочтя явку с повинной в МУР. Он просил защиты у ментов, защиты от Соболя – неуловимого либо несуществующего фантома.

Единственным, кто прислушивался к показаниям Головани, был следователь по особо важным делам, майор милиции Нефедов. Дотошный следователь высказал свои соображения полковнику Ларичеву – своему непосредственному начальнику.

– Евгений Сергеевич, – поделился он своими догадками, – чует мое сердце, что Головани неспроста сменил свои хоромы на следственный изолятор. Знает, кого боится, – Соболя.

– У нас же ничего нет на этого Соболя. Мы даже не знаем, жив он или мертв. Он же как сквозь землю тогда провалился. А ты твердишь, что он в Москве, на основании допроса этого лжесвидетеля Головани, который мать родную оговорит, если она у него была, – изложил свое видение полковник. – Он же наркоман. Ширнулся героином параноик и увидел глюк в образе старого врага. Мало ли кому Головани кровь подпортил. А как жареный петух клюнул, так сразу к нам под крыло. Теперь ментов не поносит, козлами не обзывает, в ножках ползает. Нюхом свою погибель чует.