– Да, вы правы, на Соболевского у нас ничего нет. Но отсутствие улик говорит только о коварности и осторожности преступника. Все наши осведомители в один голос утверждают, что последние резонансные убийства авторитетов – вовсе не следствие внутренних разборок Деда Бабая и находящегося в СИЗО Головани. У них был третейский судья, способный их помирить или хотя бы успокоить. Япона больше нет, нет Сулейманова, а скоро может не стать Головани. Банкиры, те самые, кого мы подозревали в отмывании криминальных денег, работают на новых хозяев. Мне удалось установить, что на контакт с номинальными президентами этих карманных банков несколько раз выходил Лорд, тот самый, что отбывал срок за вымогательство и разбой в одной колонии с Соболевским. Коллеги из ФСБ недавно выставили Лорда из останкинского телецентра, где он лоббировал удешевление в связи с кризисом прайса за рекламу и определенно продвинулся в этом вопросе, особенно для тех финансовых учреждений, которые сменили хозяев. И что вы думаете. Буквально через неделю он опять появился на Королева, только не 12, а 19. В здании через дорогу. А еще через неделю вернулся в свой прежний офис в главном здании.

– В одной колонии, говоришь, эта парочка срок мотала? А я живу на одной лестничной клетке с виолончелистом из «Виртуозов Москвы», которого, кстати, недавно ограбили. Он на меня теперь волком смотрит. Но я не об этом хотел сказать… Оттого, что я рядом с ним проживаю, мой музыкальный слух не стал абсолютным. «Собачий вальс» – вершина моих музыкальных дарований! – Полковник Ларичев не желал внимать аргументам.

– Евгений Сергеевич, я не навязываю свое мнение. Я пришел за советом, – нотки обиды подмешались в голосовую гамму следователя, – стремительное восхождение рэкетира в бизнес-иерархии, его влияние на политику телеканалов. Не записывать же его в добропорядочные бизнесмены… Есть в этом что-то от сказки. А там, где сказка, всегда встречается коррупция. Его явно толкает Папа, остающийся в тени. Интуиция мне подсказывает, что за всеми этими событиями, включая тот факт, что Генеральный продюсер Национального канала Фридман не выходит на связь, стоит не кто иной, как Соболь.

– Нефедов, ты мне можешь сказать конкретно, что у тебя есть на Соболя? – У полковника лопнуло терпение. – Я был на Лубянке, про Фридмана и Лорда там слышал. И ничего про твоего Соболя. Ничегошеньки!

– В его досье действительно не густо информации. Его всегда вели как уголовника и не рассматривали эту незаурядную личность шире. Поверьте, Соболевский претендует на нечто большее, чем верховенство в криминальной среде. То, что в ФСБ ничего об этом не знают, не говорит о том, что спецслужбы не могут заблуждаться. Безгрешен, как известно, лишь Папа Римский.

– Ты или поведаешь мне нечто существенное, или будешь отстранен от этого дела по заявлению Головани, – отрезал Ларичев.

– Хорошо. Вот, что я раскопал в архивах, – читал с листа Нефедов. – Дима Соболевский в двенадцатилетнем возрасте стоял на учете в инспекции по делам несовершеннолетних. Инспектора-старожилы рассказали любопытную историю. Играл как-то мальчик в рыцарей, был вожаком отряда ребятишек-крестоносцев. Они штурмовали крепость. Войнушка, конечно, развернулась ненастоящая, а вот трагедия приключилась ужасная. Один из пацанов взял и струсил. Пустился наутек. А Дима Соболевский, провозгласивший себя перед штурмом Великим магистром, принялся его догонять. Поняв, что настигнуть предателя не в силах, метнул в него копье с наточенным как лезвие бритвы железным наконечником. Прямо в спину воткнулось. В области сердца. Пацаненок скончался, не приходя в сознание.

Над малолетним преступником и его родителями наш суд, самый гуманный в мире, тогда сжалился. Подвели статью под неумышленное убийство. Избежал Дима изоляции от общества, определили его в специнтернат. А там вот что произошло…

Мать убитого пацана, очумевшая от горя, прохода не давала ни Диме, ни его родителям. Караулила мальчика возле интерната и, как только сталкивалась с ним, заливалась горькими слезами, падала на колени и кричала: «За что ты моего сыночка убил?!» Женщина дежурила в подъезде, где жили Соболевские. Те вынуждены были отсиживаться днями напролет в своей квартире. Боялись показаться на улице. Мать убитого мальчугана угрожала расправой, орала на весь двор: «Убийцы! Верните моего единственного, моего сыночка!» Метала камни в стекла их квартиры. Напугала Диму настолько, что он сбежал из интерната и слонялся беспризорный по Москве. Домой тоже боялся вернуться.

Через год сошедшую с ума женщину поместили в психиатрическую лечебницу. Родители Димы давно в земле сырой. Сам Дима Соболевский превратился, как мы знаем, в криминального авторитета по кличке Соболь…

– Не вижу связи, майор, – прервал Ларичев.

– Дело в том, что полтора месяца назад мать того пацана, что пал от руки малолетнего Димы Соболевского, кто-то прикончил в психбольнице тремя выстрелами в голову из пистолета с глушителем. Пули, найденные на месте преступления, идентичны тем, что обнаружены недавно рядом с трупом одного из ликвидированных воров в законе. А теперь скажите, зачем кому-то понадобилось расправляться таким образом, с помощью профессионального киллера, со старой, психически нездоровой женщиной? Похоже, что тот, кто возжелал ее смерти, сам нуждается в помощи психиатра. Хотя единственное, что мне не хотелось бы доказывать, так это тезис о невменяемости Соболевского. Он хладнокровный убийца, вынашивающий и скрупулезно планирующий свои преступления. Это он. Вот в чем мне действительно хочется вас убедить…

– Н-да… – обреченно кивнул полковник Ларичев. – Ох, и дотошный ты фрукт, Нефедов. Что за педант! Но одну ошибку ты все же сделал… Когда докладываешь, всегда начинай с фактов. С главного. А ты главное оставил на десерт. Ладно… Ступай, занимайся пока делом. Я свяжусь с Лубянкой. Определимся по Соболевскому. Думаю, они попросят тебя откомандировать. Создадут совместную оперативно-следственную бригаду… Все, иди.

Не суждено было майору Нефедову завести в отдельное производство уголовное дело на Дмитрия Вячеславовича Соболевского. Магистр Ордена «Либра» на очередном собрании в «храме» приговорил милиционера к смерти на «ритуале посвящения достойных». Не миновал суда Магистра и вор в законе Головани. Авторитету вкололи сверхдозу морфия прямо в камере Бутырской тюрьмы. Возможности организации к тому моменту были почти безграничны. В ней уже состояли высокопоставленные чиновники, думские депутаты, налоговики, таможенники, милицейские оборотни в погонах, уволенные из армии генералы и даже несколько старших офицеров ФСБ. Отбор кандидатов производила Комиссия. Магистр все еще предпочитал не светиться. Всему свое время.

Вступить или не вступить в Орден не всегда означало получить или пропустить взятку. За деньги могли оказать услугу, но не стать убийцей. Для большинства кандидатов вступление в организацию в буквальном смысле означало выжить или умереть. Выбирая первое, им приходилось брать на себя смертный грех убийства и связывать себя с Орденом клеймом на сердце. Не исполнивший воли главы Ордена или провинившийся соратник рисковал попасть в ранг осужденных. В лучшем случае, когда впавший в немилость мог организовать себе защиту, но лишь в лице постоянных членов Комиссии, Магистр ограничивался шантажом, позволяя «изгою» откупиться. Некоторые отдавали все, получая взамен лишь отсрочку казни. Магистр лишь играл в великодушие, на деле он вручал фото новой мишени киллеру. Смерть вне ритуала – единственная привилегия, которую могли себе позволить соратники.