– Ей было чуть за тридцать, – пробормотал он.

– А тебе? – тихо спросила я.

У него напряглись плечи.

– Достаточно, чтобы понимать, что я делаю.

Вот его больное место. То, как он отреагировал, подсказало мне, что до сих пор Исаак мало с кем это обсуждал, если в принципе обсуждал.

Он стыдился этого.

У меня болезненно сжалось сердце.

Словно не произошло ничего особенного, я снова принялась работать ножницами.

– Я никогда не буду тебя осуждать, Исаак, – произнесла я. – Надеюсь, ты в курсе.

Пару минут мы оба ничего не говорили. Единственный звук издавали мои ножницы, пока я подрезала волосы Исаака.

– Она была единственным человеком, который в то время хоть как-то заставил меня почувствовать, что я чего-то стою, – в какой-то момент настолько тихо сказал он, что я еле расслышала. – Школьные годы обернулись для меня настоящим кошмаром, Сойер. У меня не было друзей. Родители в основном занимались фермой. Или восхищались Элизой. А потом… я начал больше времени проводить с Хизер. Она смотрела на меня так, как будто то, что я говорил, было важно. Когда каждый день живешь с ощущением, что другие считают тебя неполноценным, рано или поздно начинаешь в это верить. Хизер помогла избавиться от этого чувства.

Нет ничего более естественного в том, что тогда Исаак нуждался в ком-то, кто слушал бы его и воспринимал всерьез. Даже если этот кто-то вдвое старше него и на самом деле должен был лучше все понимать.

Я тяжело сглотнула.

– Ты ее любил?

Он просто пожал плечами.

– Когда мы ходили за покупками, ты говорил, что это было несерьезно. Поэтому я спрашиваю, – мягко объяснила я.

– У нас был срок годности. Мы оба всегда прекрасно понимали, что я уеду, поэтому вовремя все закончили. И то, что в конце концов из-за операции отца я задержался, ничего не изменило.

На вопрос он так и не ответил, но я не стала докапываться.

– А с тех пор, как ты живешь в Вудсхилле, у тебя больше никого не появилось? – продолжила я. Его прическа готова, но этот факт я оставила при себе. Разговор еще не закончен.

Исаак вновь пожал плечами:

– Когда я приехал сюда, последнее, о чем я думал, – это как с кем-нибудь познакомиться. Я скучал по Хизер. И своей семье. Слишком много всего навалилось одновременно. – У него вырвался невеселый смех. – Не говоря уже о том, что мной и так никто не интересовался.

– А если и было по-другому, то из-за всего, что еще с тобой творилось, ты этого вообще не осознал.

На это Исаак ничего не ответил, и мы на некоторое время замолчали.

– Как ты чувствуешь себя теперь? – спросила я наконец.

– Лучше. Я завел друзей, и пусть родители во мне разочарованы, у меня есть сестры и брат и бабушка с дедушкой. Кроме того, я жутко счастлив, что могу учиться. У меня такое чувство, что здесь я открываю себя заново, так как то, что происходило в старшей школе, больше никого не волнует.

– Верно. – Чуть погодя я добавила: – Я, кстати, закончила.

Исаак поднял голову, и я начала смахивать волосы, прилипшие к его шее. Затем сняла с него полотенце и вытряхнула. Исаак хотел уже подняться, но я положила ему руку на плечо и, надавив, заставила сесть обратно. Он не сопротивлялся.

Я подошла к своему рюкзаку и вытащила оттуда маленькую кругленькую баночку матовой пасты для укладки, которую купила в магазине косметики по пути сюда. Почувствовался приятный терпкий запах, когда я растерла немного между пальцами. Затем встала перед Исааком и начала придавать форму его кудрям. Я отрезала всего пару сантиметров, но новая длина смотрелась на нем просто потрясающе, и, после того как я закончила, его прическа выглядела как идеальная смесь взлохмаченности и укладки.

– Вот, теперь можешь посмотреть, – сказала я. А сама направилась к раковине, чтобы вымыть липкие пальцы. Исаак встал позади меня и поверх моей головы заглянул в зеркало. Повертел головой в обе стороны. Сперва он критично изучал свое отражение, и я уже собиралась начать его убеждать. Но затем он улыбнулся. Медленно. Именно так, как я учила.

У меня пересохло во рту.

Он мне нравится.

Эта мысль застала меня врасплох, а когда наши взгляды встретились в зеркале, она словно была написана у меня на лице.

Исаак не сводил с меня потемневших глаз. Его рот слегка приоткрылся.

На одну миллисекунду мой взгляд скользнул к его губам.

Ни один из нас не произносил ни слова.

В свете лампы в ванной комнате глаза Исаака казались ярко-зелеными, и он смотрел так пронзительно и пристально, что у меня возникло ощущение, будто мне нужно задержать дыхание.

Я не могла пошевелиться. Он словно пригвоздил меня взглядом к этому месту. Поэтому я застыла перед раковиной, держа руки под бегущей водой. Не отрывая взгляда, Исаак шагнул ближе. Потянулся мимо меня, чтобы закрыть кран. Теперь я спиной чувствовала его тело. У меня вспыхнули щеки, а с ног до головы пробежала волна возбужденного покалывания.

Я моргнула.

Какого черта?

В тот же миг я сделала широкий шаг в сторону и подальше от Исаака.

– Если я не ошибаюсь, – сказала я чересчур громко и с преувеличенным энтузиазмом, – ты хотел показать мне видео со своим мертвым пианистом.

Еще мгновение Исаак продолжал смотреть на то место, где только что стояла я, и казался абсолютно потерянным. Затем помотал головой, и его взгляд прояснился. Сейчас он стал тем, кто краснел.

– Да. – Он прочистил горло. – Верно. Точно.

Он огляделся в ванной. Сначала я решила, что он пытался избегать моего взгляда, но потом заметила его очки на краю раковины. Я взяла их и протянула ему. Когда он их забирал, наши пальцы соприкоснулись. Как от удара током, мы оба их отдернули, и очки со звоном приземлились на пол.

– Черт, – выдавила я. – Прости.

– Нет, это моя вина, – сказал Исаак.

Нагнувшись, я подняла очки. Затем встала на носочки и недолго думая надела их ему на нос.

Исаак смотрел на меня так, как будто обнаружил во мне совершенно новую сторону. И словно был не уверен, что ему с этим делать.

Я уклонилась от его взгляда.

– Микеланджело? – произнесла я и прошла мимо него в гостиную.

– Микеланджели.

Мы сели в противоположных концах дивана. Исаак включил телевизор и открыл YouTube на своем телефоне.

Пока он искал нужное видео, я старалась успокоить свой пульс и расставить мысли по полочкам. Я понятия не имела, что это было в ванной, но точно знала, что такого больше не повторится. Никто не сближался со мной настолько, что вызывал у меня мурашки. Или заставлял щеки пылать. Даже Исаак, как бы хорошо он ни выглядел в своих новых шмотках и с новой прической. Особенно Исаак.