Морлинг заговорил первым.

— Доченька моя, — нежно произнес он, — ты же не боишься меня, правильно?

Аликс вздрогнула, ощущая в себе волну радости и тепла. Она потеряла надежду услышать такое от матери. И вот Морлинг называет ее дочерью. В его голосе слышатся любовь и гордость. Девушка попыталась ответить, но не смогла подобрать нужных слов. Она с надеждой смотрела на отца. Тот наклонился и нежно поцеловал дочь в лоб. Затем взял ее под локоток, проводил в кабинет и усадил на софу.

Вспомнив о записке, Аликс спросила:

— Можно мне поговорить с вами… о личном? Без всяких секретов и недомол кок?

— Да, конечно. — Морлинг внимательно рассматривал девушку, будто видел ее впервые.

Та вскочила на ноги, взяла отца за руку и прижалась к его плечу.

— Милая моя! — воскликнул он растроганно и поцеловал Аликс в макушку с неподдельным обожанием. — И что же ты хочешь мне сказать?

Вместо ответа, Аликс выудила на свет конверт с запиской.

— Мне жаль… но я прочла это прежде, чем осознала, насколько письмо личное.

— Ах вот что…

Морлинг забрал конверт и одарил девушку взглядом, способным довести до нервной дрожи весь оркестр. Но Аликс казалось, что музыканты не боялись бы так сильно, знай они, какой на самом деле добрый у них дирижер.

— Но я рада, что прочла.

— Рада? Почему? Мне до сих пор не по себе, оттого что я посмел так грубо обратиться к Нине, — с ироничной усмешкой вымолвил Морлинг.

— Да я не об этом. Я хотела сказать… я рада, что вы женаты. Я и понятия об этом не имела.

— Как впрочем, и остальные. Возможно, Прескотт догадалась. Порой она позволяет себе расплывчатые циничные намеки. Но вероятно, для тебя этот факт крайне важен. Я как-то не подумал.

— Когда… это произошло? — робко поинтересовалась девушка.

— Что произошло, моя дорогая?

— Ну, когда вы с Ниной поженились?

Морлинг улыбнулся и призадумался.

— Мы были знакомы не больше трех недель. Она училась в консерватории, а я был молодым и совершенно невостребованным дирижером. Нина была красива. Невероятно красива. Наверное, тебе никогда не стать такой же прекрасной, — с дразнящей улыбкой заключил он. И они с Аликс перекинулись хитрыми, понимающими взглядами. Они-то знали, что Нина самая прекрасная женщина на свете. — Полные амбиций, — продолжил Морлинг, — мы были готовы завоевать весь мир. Но… как ни странно… мы признавали талант друг друга. В девятнадцать лет очень легко считать себя гением.

— Но вы всегда знали, что у нее чудесный голос? — перебила его Аликс в нетерпении.

— Да. Я всегда считал, что у нее великолепный голос. И ее глаза, лицо, волосы, улыбка… все в ней было прекрасно.

Мужчина умолк и, казалось, погрузился в воспоминания. Девушка покрепче прижалась к его плечу.

— Но такая импульсивность не в характере Нины, — наконец произнесла она.

— Ты имеешь в виду то, что она вышла за меня замуж?

— Вышла замуж после трех недель знакомства.

— Ты не подозреваешь, но Нина очень страстная натура.

— Правда? — Как здорово было задавать вопросы и получать на них честные ответы. Аликс знала, что мать ни за что бы ни стала вспоминать прошлое. — А что потом?

— Солнышко, мы были очень бедны. Но любили друг друга сильнее всего на свете и верили, что вскоре станем богатыми и знаменитыми. Тогда мы часто ссорились, но потом сразу мирились. Но однажды, — Морлинг умолк и нахмурился, — я не помню из-за чего, но мы жутко поскандалили… и решили расстаться.

Девушка вспомнила, с какой горечью мать рассказывала о человеке, «втянувшем меня во все это». Теперь она понимала Нину лучше.

— Вы действительно не понимаете, почему Нина ушла от вас тогда?

— Нет. А ты знаешь?

— Кажется, догадываюсь. Она знала, что беременна, и хотела без лишнего шума вычеркнуть меня из своей жизни. Возможно, тогда Нина впервые осознала, что ребенок — угроза для ее карьеры… и вашей тоже. Должно быть, она очень сильно вас любила. Нина испугалась и решила, что поссориться и уйти будет проще. У нее решительный характер. Она готова была все вынести, солгать бабушке и оставить меня на ее попечение.

Морлинг с удивлением посмотрел на дочь:

— Мне кажется, ты права. Но теперь, узнав о ее жестокости, ты будешь любить мать меньше?

— Нет. — Аликс улыбнулась. — Я знаю, это глупо, но я все равно обожаю ее. И мне жаль ее… бедная Нина, но в ней…

— Еще есть много добра, — закончил за нее отец. — Вечная борьба между добром и злом.

— Странно, но бабушка говорила мне нечто подобное.

— Неужели? Как думаешь, твоя бабушка любила и понимала Нину?

— Нет. Видите ли, ее всегда шокировало злое начало в Нине.

— А ты, я вижу, очень тронута добрым началом в матери.

— Да, конечно, — тихо произнесла девушка.

— Дитя мое, — сказал Морлинг, — у тебя большое доброе сердце.

— Почему вы так говорите?

— Нина причинила тебе много боли, но ты готова простить ее. Мне кажется, в тебе намного больше от меня, нежели от матери. — Он грустно улыбнулся. — Мы оба с тобой слепые глупцы. Мы слишком добры к ней. И этим ее портим.

Морлинг замолчал и раскурил сигару.

— Что мы будем теперь делать? — наконец спросил он.

— Полагаю, уже поздно что-то менять. Мы лишь еще больше ожесточим Нину. Она не подозревает, насколько боится старости. Поэтому и говорит всю эту жестокую чепуху. Мы можем лишь ждать и стараться понять ее и всячески поддерживать. Битву со временем выиграть невозможно. И когда Нина это поймет, мы сможем помочь ей своей любовью.

— Иди сюда, дитя мое.

Аликс с улыбкой обняла отца.

— Неужели я двадцать лет не подозревал о существовании такой чудесной дочери?

— Но теперь вы знаете. — Щеки девушки вспыхнули от радости и смущения.

— Да, теперь знаю. — Мужчина слегка нахмурился и посмотрел на нее.

Аликс поняла, о чем он думает. Он испытывал огромную радость и гордость, прижимая к груди дочь. Но хватит ли у Морлинга сил скрывать свои чувства?

— А как насчет Барри Элтона? — неожиданно спросил дирижер.

— Но… тут уже ничего нельзя сделать.

— Я так понимаю, между нами произошло недоразумение. Разве ты не горишь желанием все ему объяснить?

Аликс с горечью покачала головой.

— Нет? — Отец удивленно не кинул брови. — Но почему? Или я проявляю чрезмерное любопытство для новоявленного родителя?

Девушка вымучила из себя улыбку: