Уве взглянул на своих товарищей и сказал несколько слов по-немецки. Трое молчаливых парней также посмотрели на Терко с удивлением.

– А чтобы вы меньше удивлялись, я подробно введу вас в курс дела, – сказал Терко. – Уве, а ты, главное, не забывай переводить.

…– Вот такие, значит, дела, – завершил свой рассказ Терко. – И самое-то главное – мы ничего не знаем об этой чертовой американской спецгруппе. Ни ее численного состава, ни того, как они намерены похищать товарища Ульбрихта, ни того, что они собираются делать с ним дальше. Может, спрячут где-нибудь в Восточном Берлине, может, попытаются вывезти в Западный Берлин или куда-нибудь еще… А нас – всего двое. Вот потому мы и просим, чтобы вы нам помогли. Ребята вы, судя по всему, опытные, так что работа вам найдется. Тем более что дело-то – общее. И ваше, и наше. Ну и, конечно, оно еще и важное. Уж такое важное, что важнее некуда! Сами понимаете. Ну, так как? Повоюем за дело мира?

Все это Уве выслушал и старательно перевел своим товарищам.

– Гут, – сказал один из них после короткого молчания.

– Гут, гут, – сказали за ним и остальные.

– Они согласны, – сказал Уве.

– Ну, это мы поняли и без перевода, – сказал Терко. – А ты переведи им вот что. Никаких гарантий мы вам не обещаем – равно как и самим себе. То есть случиться может все что угодно. Уве, ты понимаешь, о чем я толкую? Переведи – пускай поймут.

Уве перевел. Один из парней задал короткий вопрос на немецком.

– Они спрашивают, – перевел Уве, – что именно нужно делать и когда начинать.

– Вот это деловой разговор! – широко улыбнулся Терко. – Скажи им, что для начала дождемся, пока вернутся Клаус и Моника. А уже затем будем думать, что, куда и как.

– Гут, – кивнули трое парней, выслушав Уве.

– Замечательно, – сказал Терко. – А теперь мы с вашего позволения немного поспим.

Сон сну рознь. У бойца спецназа КГБ сон совсем не такой, как у обычного человека. Это обычный человек может отключиться от мира и уснуть – глубоко, спокойно. Спецназовец зачастую не имеет такой возможности, да и права такого у него нет. Опытный боец спецназа умеет спать «по-дельфиньи». Что это такое? А это когда одна половина мозга у тебя спит, а другая – бодрствует, один глаз – зажмурен, а другой сомкнут лишь наполовину, прикрыт ресницами, и из такого укрытия наблюдает за всем, что творится вокруг. Конечно, это нельзя назвать полноценным сном, но все же и такого сна спецназовцу хватает, чтобы отдохнуть и быть в любой момент готовым к действиям.

Уметь спать «по-дельфиньи» тем более важно, когда это приходится делать в незнакомой обстановке и в окружении незнакомых людей. Как, например, сейчас.

Обстановка для Еремина и Терко была совершенно незнакомой, да и люди, которые находились рядом, – тоже. Вроде это были вполне надежные и понятные люди, как говорится, свои ребята, но с другой стороны – кто его знает? Сказаться своим парнем в доску – дело нехитрое. Свой ты или чужой – проверяется в деле. А дело еще только намечалось.

Поэтому-то Еремин и Терко устроились так, как и полагалось опытным бойцам спецназа. Они даже не ложились, а уселись на пол, прислонились к стенке, вытянули ноги и почти мгновенно уснули. Да-да, одним глазом и одним полушарием мозга – как настоящие дельфины. Каждый из них при этом касался правой рукой оружия, спрятанного под одеждой. Их указательные пальцы ощущали спусковые крючки автоматов, и это также было необходимо, это было укоренившейся привычкой, почти инстинктом. В любой момент Степан и Дмитрий могли пробудиться и открыть огонь, не извлекая оружия.

Глава 12

…– Значит, так, – вполголоса скомандовал Богданов. – Проверяем: мины при вас? Не растеряли?

– При мне, – сказал Дубко.

– Имеется, – подтвердил Рябов.

– Ну, и моя игрушка тоже в наличии, – сказал Богданов. – Взлетная полоса проложена по принципу «запад-восток». Дубко, твоя западная сторона. Рябов, твоя – восточная. Ну, а я прогуляюсь по самому центру.

– Может, поменяемся? – глянул на Богданова Дубко. – Центр – самое опасное место…

– Заботиться будешь о своей Марусе, когда вернемся домой, – улыбнулся Богданов. – Ну, вперед. Павленко, смотри в оба! Ну, и ты, Василий, по мере возможности – тоже…

Муромцев хотел что-то возразить, но Богданов лишь махнул рукой и первым вышел из укрытия. Дубко и Рябов шагнули за ним следом.

Действительно, таиться особого смысла не было. Чем больше ты будешь таиться, тем быстрее обратят на тебя внимание. И заподозрят. Да и как, скажите, можно затаиться на гладкой и ровной взлетной полосе? С бетоном не сольешься и в землю не зароешься… Приходилось действовать в открытую – другого выхода просто не было.

Забросив автомат за спину, Богданов с беспечным видом пошел к взлетной полосе, чуть помедлил, незаметно оглянулся по сторонам… Вдалеке, метрах в тридцати, у края полосы суетились люди. Их было девять человек – Богданов сосчитал мгновенно. Это было очень важно – сосчитать людей неподалеку от тебя. В любой момент эти люди могли тебя заподозрить и превратиться из безучастных мельтешащих фигур во врагов. А если во врагов, то, значит, с ними придется вступать в бой. И вот тут-то очень важно знать, сколько их именно – потенциальных врагов. От количества напрямую зависела тактика боя, а по большому счету – твоя жизнь.

Пока что никто не обращал на Богданова внимания, и это его успокаивало. Больше того, взлетная полоса была пуста, на ней не было ни самолетов, ни каких-либо других машин. Это приободрило Богданова еще больше.

Но вместе с тем появилась мысль, которая очень сильно его озадачила. Взлетно-посадочная полоса – это, по сути, сплошной бетон. Как можно заложить мину в бетоне? Яму в нем не выкопаешь. И просто так, посреди полосы, на открытом пространстве не оставишь. Как же тогда быть? Можно, конечно, попытаться заложить мину у края полосы. Если она рванет, то разнесет часть бетонки, и пока полосу не восстановят, никакой самолет приземлиться не сможет.

Да, наверное, так и нужно