– Не спеши, – сказала Ванесса.

Я кивнула, смутившись, что не способна взять себя в руки.

Наконец мои плечи перестали вздрагивать. Ванесса подвинула мне через стол коричневую плетеную мусорницу, и я положила в нее скомканный бумажный платок.

– Не знаю, что вам сказать. – Не желая встречаться с ней взглядом, я смотрела в окно на клубящиеся облака на небе.

Ванесса не стала задавать вопросов, и я поняла, что это такая уловка: если пауза будет длиться долго, мне придется заполнять пространство между нами словами, но я никак не могла сообразить, с чего начать. Ванесса считала, что я схожу с ума, и я сама начала сомневаться: а может, так и есть?

– Мне кажется, с Калли что-то случилось. – Я повернулась к Ванессе, но ее лицо ничего не выражало. – Но не знаю, что можно предпринять.

– Что, по-твоему, случилось с Калли? – спросила Ванесса.

Я вытянула из коробки новый бумажный платок и скрутила его пальцами.

– По-моему, она кого-то боялась. Кто-то хотел причинить ей зло. Я ходила в полицию, но меня не приняли всерьез. А я считаю, ее могли… – Я запнулась, боясь произнести слово вслух. – …Считаю, что ее могли убить, – договорила я шепотом и сжалась в ожидании реакции Ванессы.

Но та не ахнула, даже не выразила никакого удивления, а ровным голосом спросила:

– Почему тебе пришло в голову, что кто-то хотел навредить Калли?

Я растерялась – ожидала совсем другого отклика.

– Я пыталась выяснить, что произошло тем вечером. Понимаете, ради Тома и Аманды. Чтобы они перестали день и ночь гадать, почему их дочь тогда убежала со свадьбы, и могли просто горевать о ней. – Мне показалось, что, когда я произнесла слово «гадать», брови Аманды слегка изогнулись, но я могла и ошибиться. Я продолжала: – Все оказалось сложнее, чем я думала. Сначала я решила, что Натан ее ударил. Мне стало очень страшно, и я заключила, что это ее страх. Во снах мне постоянно являлся мужчина, но я никогда не видела его лица. Тем не менее я не сомневалась, что это Натан.

– Мужчина в твоих снах избивал Калли?

– Нет, – призналась я. – Сами видения радостные, но оставляют осадок, когда я просыпаюсь. Это каким-то образом связано с памятью Калли. Когда я познакомилась с Крисом, у меня возникло очень странное ощущение…

– Кто такой Крис?

– Начальник Калли в стоматологической клинике.

На этот раз Ванесса поджала губы, но я уже не могла остановиться и рассказала все по порядку. О том, что хотела помочь Тому и Аманде, выяснив, где именно в Испании находится их дочь Софи, чтобы они могли с ней связаться. О своем визите в паб «Принц Уэльский». Пока я говорила, я чувствовала, что мне становится легче. Когда же закончила, почти не сомневалась, что Ванесса вскочит и будет настаивать, чтобы мы немедленно позвонили в полицию. Но вместо этого она, сдвинув очки на переносицу, стала делать записи в моей истории болезни. Я ждала, когда она допишет, и, не дождавшись, заговорила опять:

– Я еще покопалась в материалах о клеточной памяти. Известен случай, когда восьмилетней девочке пересадили сердце десятилетней убитой, и у нее начались ночные кошмары, в которых она видела убийцу донора. Сны были настолько пугающими и подробными, что психиатр с матерью ребенка заявили в полицию. В результате убийца был найден, и ему предъявили обвинение.

Ванесса подняла взгляд, и мне показалось, что я ее заинтересовала. Но я ошиблась.

– Никак не могу это прокомментировать, но то, что ощущаешь ты, – вполне естественная реакция.

– Думать, что человека убили – естественная реакция? – Я не представляла, как она могла бы меня в этом убедить.

– Ты знакома с теорией вторичного травматического стресса, Дженна?

– Нет.

– Он возникает, если человек – в данном случае ты – узнает о травме другого человека. Риск выше среди женщин и тех, кто еще не справился с собственным стрессовым состоянием. Ты подходишь под обе категории. Чувство вины оттого, что ты получила сердце Калли, помноженное на сострадание к Тому и Аманде и ощущение неспособности помочь их горю, как я полагаю, вызвали вторичный травматический стресс. – Ванесса глотнула из стакана и продолжила: – Симптомы бывают самыми разными: от чувства безнадежности, отчаяния, страха до нежелательных мыслей, воспроизводящих травматические события, при которых больной не присутствовал, и кошмаров.

– Но за мной следили, когда я возвращалась домой. Я в этом уверена. Я постоянно испытывала тревожное ощущение, словно кто-то за мной наблюдал.

– Повышенная чувствительность и излишняя настороженность могут быть составляющими симптомов вторичного травматического стресса. Человеку очень просто себя уверить, что за ним следят, даже если это не так.

– Ну не все же я придумала. – Мне не верилось, что события последнего времени существуют только в моей голове.

– Я не утверждаю, что ты что-то придумала, Дженна. Все, о чем ты размышляешь, что испытываешь, для тебя вполне реально. Но я считаю, что вторичный травматический стресс в сочетании с лекарствами, которые ты принимаешь, – а хорошо известно, что побочным действием, например, преднизона может быть даже паранойя, – способен вызвать иррациональные мысли. Твоя зацикленность на смерти Калли – своего рода проявление таких симптомов. Ты в самом деле веришь, что есть нечто подозрительное в ее уходе из жизни? Сама же говорила, что полиция тщательно расследовала это дело и отмела все, что могло вызывать подозрение.

– Однако Том и Аманда считают, что в смерти их дочери есть нечто странное.

– Вполне естественно. Срабатывает защитный механизм. Беспричинные аварии бьют наугад, и это трудно принять. Человек хочет найти причину, почему так случилось. Иначе все теряет смысл. Согласна?

Я с минуту обдумывала ее слова.

– Допустим, я могу согласиться с тем, что родители Калли пытаются найти смысл в том, что случилось. Но невозможно объяснить все действием вторичного травматического стресса. Мобильник, который дала мне Сара в стоматологической клинике, и текстовые сообщения в нем – реальность. Я вам сейчас покажу. – Я порылась в сумочке и протянула ей «Нокию».

Ванесса медленно вертела аппарат в руках, словно ничего подобного раньше не видела.

– Откуда ты знаешь, что он принадлежал Калли? – Этот вопрос мне задали второй раз за день.

– Сара нашла телефон в ее ящике на работе.

– Но где доказательства, что он ее? В текстовых сообщениях ее имя не упоминается. У Калли был айфон, который сейчас у ее родителей. Телефон мог забыть кто-нибудь из больных, а Калли положила его в свой ящик, чтобы позже разобраться. У меня в шкафу целая полка с забытыми вещами. А в вашей ветеринарной клинике разве никто ничего не оставляет?

Только на прошлой неделе я обнаружила в приемной бейсбольную кепку и положила ее в шкаф, на случай, если за ней придет клиент. Но не стала об этом рассказывать и сменила тему: