А потом он уехал.

* * *

И у нас снова появилась армия, потому что урожай был собран, и пора было двигаться на север.

Гутред отправлялся на север по трем причинам. Во-первых, чтобы победить Ивара; во-вторых, присутствие Кьяртана в Нортумбрии беспокоило его, словно гноящаяся рана; и в-третьих, Эльфрик должен был подчиниться власти Гутреда. Ивар был опаснее всех, и он наверняка разбил бы нас, если бы повел свою армию на юг. Кьяртан был менее опасен, но его следовало уничтожить, потому что в Нортумбрии не будет мира, покуда он жив. Эльфрик представлял собой еще меньшую угрозу, чем Кьяртан.

— Твой дядя — король Беббанбурга, — сказал мне Гутред, когда мы маршировали на север.

— Он сам себя так назвал? — сердито спросил я.

— Нет-нет! Для этого у него слишком много здравого смысла. Но в действительности он и есть король. Земли Кьяртана — своего рода барьер, так ведь? Поэтому правление Эльфрика не простирается дальше Дунхолма.

— Раньше мы были королями Беббанбурга, — сказал я.

— Да? — удивленно спросил Гутред. — Королями Нортумбрии?

— Берниции, — ответил я.

Гутред никогда не слышал этого названия.

— Она занимала весь север Нортумбрии, — объяснил я, — а все земли вокруг Эофервика были королевством Дейра.

— Потом они объединились? — заинтересовался Гутред.

— Потом мы убили их последнего короля. Но это было много лет тому назад. Задолго до появления христианства.

— Итак, ты заявляешь, что имеешь право быть королем этих земель? — спросил Гутред.

К моему удивлению, в голосе его слышалось подозрение.

Я пристально уставился на своего спутника, и он покраснел.

— Признайся, Утред, ты все-таки хочешь быть тамошним королем? — настаивал он, пытаясь сделать вид, что ему безразличен мой ответ.

Я засмеялся.

— Господин король, если ты вернешь мне Беббанбург, я встану перед тобой на колени и поклянусь в вечной верности тебе и твоим потомкам!

— Потомкам, говоришь? — весело отозвался он. — Ты видел Осбурх?

— Видел.

Осбурх была племянницей Эгберта, саксонкой и жила во дворце, когда мы взяли Эофервик. Ей исполнилось четырнадцать, она была пухленькой, темноволосой и довольно хорошенькой.

— Как думаешь, если я на ней женюсь, — спросил меня Гутред, — Хильда согласится стать ее компаньонкой?

— Спроси у нее сам, — ответил я, мотнув головой назад, в сторону следовавшей за нами Хильды.

Накануне я предложил ей вернуться в Уэссекс с отцом Виллибальдом, но Хильда заявила, что еще не готова встретиться с Альфредом. Я прекрасно понимал ее, а потому не настаивал.

— Думаю, она сочтет за честь стать компаньонкой твоей жены, — сказал я Гутреду.

* * *

В первую ночь похода мы встали лагерем в Онхрипуме, где маленький монастырь дал приют Гутреду, Эадреду и множеству церковников. Теперь в нашей армии насчитывалось около шестисот человек, почти половина из них — конные, поэтому огни нашего лагеря осветили все поля вокруг монастыря. Как командир личной стражи короля, я разбил свой лагерь поближе к зданиям монастыря, а мои подчиненные (теперь их насчитывалось сорок человек, почти все в кольчугах, награбленных в Эофервике) расположились неподалеку от монастырских ворот.

Первую часть ночи я стоял на часах вместе с Клапой и двумя саксами. Со мной был и Ситрик. Хотя я называл его своим слугой, но вовсю учил владеть мечом и щитом. Мне казалось, что через год-другой из мальчишки получится неплохой воин.

— Ты хорошо присматриваешь за головами? — спросил я его.

— Ох, и воняет же от них! — скривился Клапа.

— Не больше, чем от тебя самого, Клапа, — осадил я верзилу.

— Они в безопасности, мой господин, — заверил Ситрик.

— Вообще-то у меня должно было быть восемь голов, — заметил я и шутливо обхватил пальцами шею парнишки. — У тебя костлявая шейка, Ситрик.

— Но крепкая, мой господин, — ответил он.

Как раз в этот миг дверь монастыря открылась, и из нее выскользнула Гизела в черном плаще.

— Тебе следовало бы спать, моя госпожа, — пожурил ее я.

— Я не могу уснуть. Хочу прогуляться.

Гизела с вызовом уставилась на меня. Ее губы были чуть приоткрыты, и пламя костра поблескивало на ее крупных красивых зубах и отражалось в бездонных глазах.

— Куда ты хочешь пойти? — спросил я.

Она пожала плечами, все еще глядя на меня, и я подумал, что Хильда спит в монастыре.

— Оставляю тебя за главного, Клапа, — сказал я, — и, если вдруг явится Ивар, убей ублюдка.

— Да, мой господин.

Я слышал, как стражники захихикали, когда мы с Гизелой пошли прочь. Пришлось хорошенько на них рявкнуть, чтобы они замолчали. Я повел Гизелу к деревьям, что росли к востоку от монастыря, потому что там было темно. Она взяла меня за руку.

Гизела молчала, довольствуясь тем, что идет рядом со мной.

— Ты не боишься ночи? — спросил я ее.

— С тобой — нет.

— Когда я был ребенком, — произнес я, — то превратился в скедугенгана.

— А что такое скедугенган?

Слово было саксонским, незнакомым для нее.

— Движущаяся Тень, — пояснил я. — Создание, которое крадется во мраке ночи.

Неподалеку заухала сова, и пальцы Гизелы невольно сжали мою руку.

Мы остановились под деревьями, кроны которых ерошил ветер. Сквозь листья пробивался скудный свет лагерных костров, и я приподнял лицо Гизелы и посмотрел на нее сверху вниз. Она была высокой, но все же на голову ниже меня. Она позволила себя рассматривать, потом закрыла глаза, и я осторожно провел пальцем вниз по ее длинному носу.

— Послушай… — начал было я, но потом замолчал.

— Да, — отозвалась она, как будто знала, что я собирался сказать.

Я заставил себя отвернуться от Гизелы.

— Я не могу сделать Хильду несчастной.

— Она сказала мне, что вернулась бы в Уэссекс с отцом Виллибальдом, но хочет посмотреть, возьмешь ли ты Дунхолм, — ответила моя спутница. — Она говорит, что молится, чтобы тебе это удалось, и что Бог подаст ей знак, будет ли сопутствовать тебе удача.

— Она так сказала?

— Хильда полагает, что это будет одновременно и знаком, говорящим, что она может вернуться в монастырь. Так она сказала мне этой ночью.

Похоже, Гизела говорила правду. Я погладил ее лицо.

— Тогда мы должны подождать, пока Дунхолм не будет взят, — ответил я, хотя собирался сказать совсем другое.