…но иногда нужно с кем-то поговорить. Это Аня понимает, как никто. Потому что, когда носишь маску, она в какой-то момент прирастает намертво, но на душу маску не наденешь, и то, что внутри, не находя выхода, начинает сгорать, и сгорает часто вместе с самой жизнью.

И потому они сидят на этой кухне вдвоем, далеко за полночь, две женщины — такие разные и по возрасту, и по жизненному опыту, и говорят, говорят, и ощущение такое, словно встретились после долгой разлуки, а не познакомились несколько часов назад… а где-то в квартире спит и даже не подозревает о происходящем мужчина, нужный каждой из них, пусть каждой — по-своему.

— Ань… — Анастасия Петровна снова тронула руку девушки. — Ты Никитку не отпускай, пожалуйста.

Аня замерла, не в силах ни возразить, ни даже просто ответить.

— Он хороший у меня, Никитка-то. И он душой отойдет обязательно, ты будь рядом. Ну, вот не повезло ему. Такая негодяйка попалась! И чует моя душа, что это еще не конец, а ты все равно будь рядом. Очень нужна ему такая девушка, как ты.

— Так ведь он и не глядит на меня.

— Он ни на кого не глядит. — Анастасия Петровна покачала головой. — Все же еще по-живому у него, но время лечит. И он обязательно встанет на ноги, а ты будь рядом.

— Я буду. Рядом буду, обещаю.

— Ну, вот и ладно. А сейчас ступай спать, я тебе в гостиной на диване постелила.

Анастасия Петровна убрала в раковину чашки и блюдца, прислушиваясь к тишине в квартире. То, что Никита ни сном ни духом не подозревает, что рядом есть Аня Лепехина, она уже поняла, как поняла и то, что Аня к ее сыну очень неравнодушна. Вот так она искоса поглядывала на него, а он и не видел, поглощенный какими-то своими мыслями, но мать-то все видит и все замечает.

И девушка отличная — искренняя, умная, какая-то очень своя, уютная и для жизни очень подходящая. Не тощая манерная кукла с фальшивыми глазами, меняющими выражение всякий раз, когда она думала, что никто не видит, а хорошая девушка. Такая, какую хочет видеть рядом со своим сыном любая нормальная мать.

— Ну, погоди, Никитка.

Мать тихонько засмеялась и поставила чашки в сушилку. Выключила свет на кухне, на ощупь отправилась в ванную — не зажигать же свет, когда дети спят, а в этой квартире она и на ощупь не заблудится, тем более что свет фонаря проникает снаружи и не так темно, как кажется.

Женщина прислушалась. В спальне похрапывает Никита — точно так же, как, бывало, храпел его отец, когда засыпал на спине. На диване тихонько спит Аня, и Анастасия Петровна снова улыбается. Нет уж, лучшей девушки она своему сыну и желать не может, а что он пока не проявляет интереса, так это ничего в данном случае не значит. Он как подранок, с трудом дотянувший до родного гнезда, и теперь на исцеление ран нужно время и безопасность, и нигде, кроме как дома, он эту безопасность не ощутит. Да, он взрослый уже — ее умный и красивый сын, но он все равно ее ребенок, и это никогда не изменится, сколько бы лет ему ни было.

Какой-то звук на лестничной клетке привлек ее внимание: шорох под входной дверью, осторожные шаги на лестнице. И это не соседи, потому что звуки незнакомые, не так шумят соседи и шагают не так — звуки приглушенные, но Анастасия Петровна слышала их абсолютно явственно.

— Да что там такое…

Бесшумно скользнув в прихожую, женщина прислушалась. Нет, тишина.

Выглянув в глазок, она увидела пустую лестничную клетку. И уже совсем было решила пойти спать, но какое-то непонятное чувство не давало ей отойти от двери. Анастасия Петровна немного подумала и осторожно приоткрыла дверь.

Дверь открылась с трудом — у порога что-то лежало. Странно пахнущий розовый сверток, с одной стороны пропитавшийся чем-то темным. Анастасия Петровна протянула к свертку руку и перевернула его.

Она увидела мертвое лицо младенца, а светло-розовые домашние тапки вдруг ощутимо промокли, покрылись красными разводами, и запах она вдруг узнала — это был металлический запах крови. Кровь хлюпала в тапках, прохладная и яркая кровь.

Анастасия Петровна попятилась, в груди начала нарастать боль, но она пыталась держаться, держаться из последних сил — ради Никиты, чтоб не взволновать его. Но воздуха не хватает, боль в груди нарастает, и она вдруг видит себя лежащей в коридоре, мысленно отмечая, что тапки, судя по всему, придется выбросить.

Бережной методично просматривал ролики на канале белесой девицы. Что-то не давало ему покоя, и он в душе соглашался с Дианой: во всем этом было нечто неправильное, сомнительное и подозрительное. Но куда более странным было то, что даже орлы Капинуса ничего, имеющего отношения к этой дамочке, не обнаружили.

Дружище Игорь вполне мог и соврать, конечно. Затеять свою интригу, да. Но Бережному все равно стало любопытно вдвойне. Обставить Капинуса было бы интересно и весело, а потом при случае можно и подначить старого друга.

И вот спустя сколько-то роликов он наткнулся на ссылку на видеодневник некой Габриэллы.

Бережной немедленно прошел по ссылке. На экране возникла юная прелестница с трогательной мордашкой, с огромными испуганными глазами и синяками на предплечьях. Прелестница оказалась новобрачной и поведала заинтересованным лицам о том, как в конце медового месяца ее новоиспеченный супруг вдруг ни с того ни с сего впал в неконтролируемую ярость и такое с ней сделал. Но она оправдывала его: дескать, сама виновата, а он не рассчитал сил, и вообще кожа у нее чувствительная.

— Так зачем ты это снимаешь, дорогуша? — Бережной недоверчиво прищурился, присматриваясь к интерьеру за спиной девицы. — Квартира у супруга очень недурная, кстати.

Бережной заинтересованно начал просматривать видеодневник, день за днем. То, что ролики методично снимались пару лет, становилось понятно сразу же: менялась длина волос Габриэллы; кожа постепенно становилась темнее — видимо, битой супруге все же удавалось побывать на курорте; потом снова светлела — наступала осень. Менялись интерьеры, в которых снимали видео: то одна комната, то другая, и комнаты эти претерпевали изменения — шел ремонт, появлялась дорогая мебель. Кстати, и тональность повествований Габриэллы тоже постепенно менялась. Под конец, когда пол-лица несчастной страдалицы скрыл огромный синяк, она уже откровенно плакала и опасалась за собственную жизнь.

Тирана звали Никита Радецкий.

Бережной снова начал поиск, но дело не ладилось. Тем не менее он наткнулся на фотографии этого самого Никиты. Бережной покачал головой: не похож парень на психопата, а только психопат мог совершать все те ужасные действия, о которых шепотом рассказывала Габриэлла, распахнув огромные глаза.

Бережной прокрутил видео назад и пустил его без звука.

— Ну, так и есть. Просто по учебнику, никакой фантазии.

В академии Бережной с товарищами посещал спецкурсы, где их учили понимать язык тела: жесты, мимику, подсознательные реакции. Подобные знания очень полезны для следователя.