– Например, ты можешь меня отбить, но… – она грустно улыбнулась, – Это вряд ли возможно…

– Зачем тогда предлагаешь?

– Сама не знаю. Дура потому что…

– Неужели можно столько всего знать и при этом так вот запросто называть себя дурой?

– Получается, что можно.

– Иногда можно… – поправил я.

– Я же не об частных вариантах говорю! Ты же понимаешь, о чём я?!

– Ага, понимаю, когда вынимаю…

– Дурак!

– Не обижайся, – я засмеялся, стараясь интонацией смеха показать, что это был просто каламбур. – Это же игра слов, в рифму да ещё и смешная…

– Самомнение у тебя просто безразмерное какое-то!

– Ну ведь, действительно, получилось и в тему, и смешно?

– Да, – наконец пожалела она меня, – и в тему, и смешно, но только совсем не обязательно.

– Больше не буду! Честное пионерское!

– Ври больше…

– Больше уже тоже не могу…

– То-то!

– Жених твой чем занимается? – решил я перевести разговор на другие рельсы.

– Программист. Очень способный, фирму открыл свою. Пишут программное обеспечение на Запад.

– А для нас чего не пишут?

– Там платят больше.

– Ну вы просто два интеллектуала… Нашли друг друга.

– Давай не будем об этом говорить? А?

– Не будем – так не будем… Давай, вон, о корабликах поговорим, – я махнул головой в сторону проплывавшего мимо катерка, полного восторженных туристов.

– О корабликах тоже не хочу.

Вот ведь блин ёпрст…

– Тогда пошли прогуляемся.

Мы не спеша двинулись по набережной. Шли, думая каждый о своём. Аня – о женихе и английских неправильных глаголах, а я обо всём сразу и ни о чём в результате.

Так мы шли довольно продолжительное время. Дорога становится длинной, когда мысли заканчиваются, а путь ещё остаётся. «А по длинной дороге лучше ехать, чем идти», – решил я, как дитя своего века, посмотрев на часы. Пора было возвращаться к машине. Как раз пока дойдём, на улицах станет посвободнее.

– Назад? – предложил я.

Аня молча кивнула.

– Слушай, а вы с женихом своим созваниваетесь как-нибудь?

– Конечно! Как же не созваниваться? И письма пишем электронные, и в аське треплемся, и смски шлём.

– Эпоха, когда расстояния утратили свою власть.

– Почему утратили?

– При развитии современных средств связи можно жить где угодно, и заниматься чем угодно, в каком угодно месте.

– А представляешь, что будет в будущем?

– Что?

– Будет всё в тыщу раз круче! Мы даже представить сейчас не сможем.

– Ну тогда и не хрен голову заморачивать.

– Неужели не хочется заглянуть, хоть на секундочку?

– Хочется, только у меня в жизни и так чудес хватает.

– Каких?

– Волшебных… – я угрюмо вздохнул.

– Опять врёшь! – и Аня озорно засмеялась. Не могла она поверить, что в жизни такого обычного человека, как я, может быть что-то, не вписывающееся в рамки обыденности.

Тем лучше. Я не особо расстраивался. Гораздо хуже, что у такой замечательной девушки есть какой-то московский жених, ещё и программист. И он – жених, и отношения с ним более важны для неё, чем со мной. Не жизнь, а сплошные испытания для чувства собственного достоинства. Зачуханый программёр и – на белом коне! Ненавижу всю эту ай ти шоблу-ёблу.

– Ты что помрачнел? Неужели расстроился, что у тебя скучная серая жизнь?

И не дав мне ответить что-нибудь резкое, она продолжила:

– Брось, ты такой хороший. Вот у меня есть жених, он богатый и молодой, – я сразу оценил, что «богатый» стоит на первом месте, – но пустой какой-то. Нет, конечно, я его люблю. Он замечательный, внимательный, чуткий, но уже новой формации! Все современные люди – они снаружи блестящие, как дорогие игрушки в магазине, но в сравнении с вашим поколением – примитивные. Вы образованнее и начитаннее, вы – благороднее. Я бы сказала, что современный молодой человек более специализирован, а вы все сплошь – академики без диплома.

«Круто», – подумал я.

«Любой гасконец с детства академик.»

– И ещё, молодые, все такие смешные, – продолжала Аня. – Точь-в-точь как дети.

– Замечательные слова, – поблагодарил я. – Мои седины склоняются в низком поклоне.

– Ты, правда, очень хороший, но, прости меня, я ведь тоже из современных детей, хоть и понимаю ситуацию лучше, но сделать тоже ничего с собой не могу. Вот ты читал Ремарка?

Читал ли я Ремарка? Дикий вопрос. Каждый ребёнок читал Ремарка!

– Разумеется, в детстве мы все читали… «Три…

– Вот! – она не дала мне договорить. – А сейчас живёт куча людей, даже не знающих кто это!

– А ты читала? – осторожно спросил я.

– Разумеется, я же филолог.

– Но ведь Ремарка надо читать не из-за того, что ты филолог, а чтобы вырасти хорошим человеком… И, вообще, книги – это фундамент цивилизованного общества. Если строить цивилизацию, то надо это делать на Достоевском, Манне, Сервантесе, Шекспире, Пушкине, Маркесе, на Астрид Линдгрен, наконец, на Марке Аврелии (я с благодарностью вспомнил собаку) – на вечных книгах. А если читать современную популярную литературу, то далеко не уедешь. Идея, что потребление – это цель развития общества, до добра не доведёт.

– Я, слава Богу, это понимаю, но время, когда «что такое хорошо, а что такое плохо» закладывалось государством на уровне подсознания, уже ушло. И его больше не будет, никогда не будет! Вы – последние могикане на сломе эпох, и поменялось абсолютно всё, социальный и экономический строй, понимание вечных ценностей, язык. В старости вы останетесь совсем одни, вас даже понимать не будут – не смогут!

Бляха-муха! Хоть не доживай до пенсии! Задвигает покруче, чем собака…

– Тебе с одним человеком пообщаться, нашли бы общий язык. Даже спелись бы.

«Или слаялись», – думаю.

– Ты так думаешь?

– Уверен.

– А он тоже много читает?

– Она, – автоматически поправил я, и напрасно, Аня гневно вздёрнула брови.

– Не ревнуй, она мой старый друг, да и если я ничего не путаю, у тебя тоже вроде жених имеется, как штампик на пелёнке.

– На какой пелёнке?

– Проехали… А касательно того, о чём ты говорила, мне кажется, что ты права. И мне очень жаль это осознавать.

– Мне тоже жаль. Я же вижу, что ты даже со своими зверями домашними, как с людьми общаешься. Этот образ мысли, это воспитание, его ничем не убить, никакими социальными и прочими потрясениями.