Худ положил дискеты в карман пиджака.

– Как бы то ни было, Боб, вы мне очень помогли. Спасибо.

– Пожалуйста, – улыбнулся Херберт. – И последнее.

– Что?

– С чем бы вам ни пришлось столкнуться, шеф, не забывайте, что вы не один, – Хорошо, – сказал Худ и тоже улыбнулся. – Слава Богу, у меня есть команда, которая не подведет.

Понедельник, девять часов семнадцать минут вечера

Огюзли, Турция

Майка Роджерса привязали к мотоциклу. Руки завернули за спину, вздернули высоко вверх и прикрутили к рулю, при этом спина его больно и неудобно упиралась в изогнутые дуги безопасности. Ноги связали в лодыжках.

Неудобная поза и затекшие конечности не могли отвлечь его от тревожных мыслей. Роджерс до сих пор не знал, чего хотят террористы. Он понял, что тот, кого называли Ибрагимом, отправился за холм, а второй, который выступал переводчиком, примерно на пятьсот ярдов отошел на восток. Скорее всего они заняли позицию для перекрестного пулеметного огня. При этом один человек располагается возле дороги, второй – чуть подальше и выше. Таким образом, водителю ничего не остается, как разворачиваться, чего хороший снайпер никогда ему не позволит.

Наконец показался белый трейлер. Роджерс зажмурился. Стрельбы между тем не было. А может, террористы просто замаскировались на случай атаки со стороны РОЦа?

РОЦ остановился, из него выпрыгнул торжествующий Ибрагим. Спустя несколько секунд Хасан кинулся обнимать друга. Потом к ним присоединился Махмуд. Он оставался сзади; теперь стало ясно, что он и был главарем, РОЦ стоял к Роджерсу передом, и генерал не мог видеть, что делается внутри, хотя было ясно, что победу одержали террористы. Оставалась одна надежда, что десантники успели выбраться раньше и теперь берут группу в кольцо.

Ибрагим и Хасан забрались в фургон, Махмуд торопливо зашагал в сторону Роджерса. В правой руке сириец держал пулемет, в левой – нож. Махмуд перерезал стягивающие руки веревки, но ноги развязывать не стал, затем жестом приказал пленнику двигаться к фургону, Роджерс медленно приподнялся, присел на корточки, потом с трудом выпрямился и запрыгал к машине. Легче было бы ползти, но ползать генерал не любил. Затекшее тело не слушалось, он едва удерживал равновесие.

На полу лежали связанные Коффи, Мэри Роуз и Катцен. Ибрагим пошел за полковником Седеном, а Роджерс изловчился и запрыгнул на первую ступеньку. То, что он увидела задней части фургона, заставило его похолодеть.

Папшоу и Девонн свисали со стульев. Руки и ноги рядовых были прикручены к ножкам стульев. Солдаты, судя по всему, только начинали приходить в себя.

Сейчас они походили на охотничьи трофеи, но никак не на десантников из отряда быстрого реагирования.

Ладно. Теперь поздно гадать, где произошла ошибка. Первым делом надо было помочь рядовым, Роджерс понимал, что, очнувшись в таком положении, они окончательно потеряют боевой дух. Раны, физические побои десантники перенесут, в этом Роджерс не сомневался. Но, лишившись гордости и достоинства, они не смогут ничего предпринять. В условиях плена честь солдата растаптывается. Нередко единственным выходом из положения ему видится смерть – героическая гибель викинга, бросающегося на меч врага, или жалкая кончина обесчещенного самурая.

Так или иначе, дальнейшее существование невозможно.

Роджерс понимал; надо любой ценой поднять дух своих солдат. Он вспомнил залив Камрань во Вьетнаме. Американская армия несла тяжелые потери. На лицах солдат застыло отчаяние. Когда у лучшего друга отрывает длиной ноги или половину головы, есть только два способа удержать бойца от депрессии. Первый – отправить его мстить. Военные психологи называют это «разрядкой». Подобные атаки не имеют смысла с тактической точки зрения. Они основаны на животной ярости и проводятся стремительно и жестоко. Второй способ, который всегда предпочитал Роджерс, заключался в том, что л командир подразделения подвергал опасности собственную жизнь. Это создавало у взвода моральный императив подняться и защитить офицера. Так зарождалось боевое товарищество.

Все эти соображения промелькнули в сознании Роджерса, пока он смотрел на десантников. Он успел едва заметно улыбнуться рядовому Папшоу, который уже почти полностью пришел в себя.

Хасан принялся обыскивать пленных, а Махмуд ткнул Роджерса стволом в затылок и показал на заднюю часть фургона.

Роджерс не двинулся с места.

Тогда террорист выкрикнул что-то на арабском языке и к"о всех сил толкнул его в узкий проход. Ноги генерала были по-прежнему связаны, и он рухнул на пол, Роджерс попытался подняться, но ствол снова уперся ему в голову. Махмуд жестом показал, что не разрешает американцу встать на ноги.

Роджерс продолжал выпрямляться. Даже в темноте было видно, как широко раскрылись глаза Махмуда.

Наступил момент, определивший их дальнейшие отношения. Генерал упорно сверлил взглядом Махмуда. Он знал, что террористы с легкостью швыряют бомбы, но выстрелить в человека, который смотрит тебе в глаза, может не каждый.

Прежде чем Роджерс успел выпрямиться, Махмуд уперся ногой ему в грудь и с силой опрокинул американца на пол. Затем пнул его в ребра и снова закричал по-арабски.

Удар выбил воздух из легких Роджерса, однако помог ему разобраться в ситуации. Махмуд не хотел его убивать. Это отнюдь не означало, что он его не убьет, но Роджерс понял, что на противника можно надавить. Перевалившись на бок, генерал сел и подтянул под себя ноги. В очередной раз он попытался встать.

Махмуд с яростным криком попытался свалить его боковым ударом. Генерал пригнулся, и кулак просвистел над его головой.

– Ублюдок! – выругался по-английски Махмуд и наставил пистолет в живот Роджерсу. Генерал не сводил с него глаз.

– Махмуд, остановись! – выкрикнул Ибрагим и встал между ними.

Террористы принялись ожесточенно спорить, причем Ибрагим периодически показывал на Роджерса, на компьютеры и на команду РОЦа. Наконец Махмуд махнул рукой и отправился прочь. Ибрагим помог ему затащить в фургон полковника Седена. Затем к Роджерсу подошел Хасан.

Генерал уже оправился после пинка и снова попытался встать. Он распрямил плечи и гордо вскинул подбородок. Теперь он старался не смотреть на Хасана.

Иногда лучше не встречаться взглядом со своим противником, Это создает отчуждение, и ведущий допрос вынужден прилагать усилия к тому, чтобы его разрушить.

– Ты был очень близок к смерти, – произнес Хасан.

– Не впервой, – откликнулся генерал.

– Смотри, а то в последний раз будет, – усмехнулся Хасан. – Махмуд едва не пристрелил тебя.

– Убив человека, вы причиняете ему наименьший вред, – парировал Роджерс.

Он говорил медленно и отчетливо, стараясь, чтобы Хасан все понял.

Хасан с любопытством взглянул на генерала. Махмуд и Ибрагим затащили в фургон полковника Седена и привязали его к другим пленникам. Между Хасаном и Махмудом состоялся короткий разговор, после чего Хасан повернулся к Роджерсу.