Запасы денег, буквально вырванные из пищевода двух балбесов в кокардах, таяли, как эскимо. Прикинув жалкие остатки, Максимов пришел к выводу, что несколько поездок на такси карман еще стерпит. Процедура привычная — выйти на обочину, поднять руку… Что-то знакомое заскрежетало тормозами и прижалось к бордюру. Он недоверчиво наклонил голову, обозрел водителя.

— Пугающее открытие, батюшка… Вы занимаетесь частным извозом? Или это знамение свыше, и вас послал нам на подмогу тот, чье имя нельзя произносить всуе?

— Не богохульствуй, сын мой. — Молодой батюшка перегнулся через коробку передач и распахнул падающую дверцу. — Присаживайся, не удивляйся. И ты, дщерь непутевая, давай запрыгивай.

— Почему это непутевая? — обиделась Светка, пропихивая узкие бедра на заднее сиденье.

— А потому что дети правильные не носятся, выпучив глаза, по улицам и не видят в каждом встречном дьявола… Признайся, доченька, неприятности твои начались после поступка, не очень одобряемого с точки зрения… мм… сама знаешь.

— А чё такого? — вульгарно буркнула Светка. — На танцах дрыгались. Пиво пили…

— С тоником, — усмехнулся Максимов.

— Воистину грешно, — покачал головой батюшка. — А потом добавили, целовались в неположенном месте…

— А где это у вас положенное место? — дерзко выпалила Светка. — В кровати, что ли?

— А приличный мужчина должен жертвовать своим драгоценным временем и здоровьем, чтобы избавить беспутную рабу божью от заслуженной кары господней, — тяжело вздохнул батюшка, включая первую передачу. При этом трансмиссия издала убийственный скрежет, а батюшка — какое-то странное сочетание букв, образующее слово, подозрительно похожее на «черт».

— Истину глаголешь, батюшка, — смиренно согласился Максимов. — Загубил молодость и зрелость. И все — для других, для других… Ты увези нас на Народную, будь уж ласков? Триста рублей.

— Не вопрос, сын мой. — Священник отрулил от тротуара. — Я вообще-то в храм сегодня торопился, но если уж тебе так срочно надо…

Неистощим городской юмор. В мохнатые советские годы выпивали как-то поп и гэбэшник. Хорошо сидели, да и тем для обсуждения — достатком: приход-то не маленький. Нагрузились выше крыши. Беседа жаркая, дискуссионная. Внезапно батюшка прозревает: у него же служба в церкви! Рясу под мышку — и пулей. А чекисту делать нечего, махнул стакан, и — в Ватикан, в смысле, за батюшкой, в церкву. Стоит в углу, наблюдает. А батюшка после литры — сущий проповедник. Вдохновение так и прет. Глаза сияют, божье слово взмывает к потолку, красноречию — трибун позавидует. Заслушаешься. «В ударе сегодня наш батюшка», — шепчутся старушки. «Не в ударе, а в угаре», — поправляет чекист…

Имел ли новый знакомец подобные таланты — утверждать сложно, но машиной управлял прилично и уверенно. Город пролетели как четыре квартала.

— Через дом останови, — попросил Максимов.

— Покемарь на облучке, я — быстро, — встрепенулась Светка.

— Не надо, — возразил Максимов. — Долго кемарить придется. А батюшка в храм торопится, ему свет в массы нести надо.

Распрощались как старинные приятели. Постреливая ядовитой окисью, служитель Бога удалился. А Максимов восстанавливал в памяти забытые окраины. Давно его не заносило в отдаленные северные районы. А здесь ощутимо прохладнее… До нужного дома — две панельные хрущевки, огромная воронка — результат «точечного» землекопания, детский садик и подземный гараж — в дополнение к так называемому элитному дому. Но искомое здание к элитному домостроительству имело такое же отношение, как Максимов, скажем, к Богу. Замшелая «китайская стена» — наследие махрового застоя — девять этажей, четыре арки, пятнадцать подъездов. Облезлые лоджии, крыша утыкана антеннами. Напротив дома какие-то бойлерные, подстанции, горы земли. То есть спрятаться есть где. Вот только нужно ли?

— Залезь подальше и не отсвечивай, — приказал Максимов. — Я один схожу, поболтаю. Если долго будем болтать — позову.

— Не хочу я оставаться одна, — возмутилась Светка. — Скоро темнеть начнет.

— Вот как начнет, тогда и поговорим, — отрезал Максимов. Выбрался из-за угла панельки и по касательной направился к зданию.

Слишком памятны уроки последних дней. Везение спасало, а оно небеспредельно. Он скоро шарахаться будет от каждой дворняжки… Робость обуяла сыщика. Он постоял минуту за будкой подстанции, наблюдая за крайним подъездом. На табличке жирным белым значился перечень квартир. Проделав сложное математическое действие, он пришел к выводу, что искомая квартира находится в третьем от конца подъезде, причем на первом этаже. Обратив взор налево, обнаружил у искомого подъезда два отечественных «жигуленка», лавочку со старушками и прочие подозрительные вещи — в том числе зловещего добермана, гуляющего без поводка. Удивляясь своей робости (если трусишь, то чего приехал?), он по широкой дуге обошел здание и погрузился в погреба и кусты тыльной стороны. Нерешительность прогрессировала. Он прошелся по дорожке, примыкающей к дому, убедился в наличии из каждого подъезда запасного, пожарного выхода (двери, как и положено, забиты досками). Повертелся, отыскивая подходящий инструмент. Спустился к погребам, пошарил по кустарнику, где и отыскал ржавеющий кусок арматуры.

Прежде чем начать ломать, он внимательно осмотрелся, послушал. Не самый посещаемый участок территории. Голые кусты отчасти маскируют. Детишки за углом матерятся, пила у кого-то в гараже повизгивает. Отрывал он бережно и деликатно. Поднажал штырем, выдавил гвоздь совместно с доской. Конец доски пристроил на асфальт, взялся за вторую. Закончив работу, снова осмотрелся, послушал. Сделал узкую щель в двери, бесшумно прокрался в подъезд.

На лестнице остро пахло нечеловеческим духом. Зажав нос, он медленно поднялся к лифту, отыскал справа от сундука с накидной скобой нужную квартиру. Горела лампочка без абажура. Наверху сработали раздвижные двери, загудел лифт. Максимов отступил на черный ход, погрузился в темень. Стукнуло, разбежались двери лифта. Вышел кудлатый «Бетховен» с добрыми глазами, поводил носом, покосился в черный провал и глухо зарычал.

— Шопен, фу! — грозно сказала девочка старшего школьного возраста, натянула поводок и потащила питомца на улицу. Максимов вытер промокший лоб. Такому зверю комнату отдельную нужно. Не в этих же квартирах-«малолитражках»…

Он на цыпочках поднялся на площадку. Направо от лифта… Надавил на кнопку и вдруг остро почувствовал опасность…

— Кто? — спросили за дверью.

— Максимов, — машинально ответил он.

Отрывисто клацнул замок. Чуткое ухо уловило посторонний шум — шорох. Наверху, между площадками. И в тот же миг он все понял. Классическая засада! Не Квасов виноват. И не телефон, с которого он звонил чекисту. Следили за Квасовым — и телефон его стоял на прослушке! По делу Максимова или по собственному — не начал ли этот тип копать под убийство Берегового? — уже не понять. Разговор перехватили. Засада! Группа у подъезда — под кого они там шифруются: под старушку? Под добермана? Группа наверху — для подстраховки (до них Максимов и не должен дойти!). И никому резонно не приходит в голову, что он пролезет черным ходом…