Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же будем надеяться, что повторных толчков не будет и наше море не сгорит.
Алевтина Самолетова,
Виктор Поклонский,
Южное бюро НТФ
Елена и Александр выбежали на основную трассу, по которой с шумом проносились машины, но до автобусной остановки было далеко, и Елена предложила внуку бежать вниз, к морю, на станцию Мацеста. Она бежала босиком по горячему асфальту, не чувствуя, как обжигает ступни. Саша, конечно, легко мог обогнать Елену, но он не хотел ее оставлять и держался только на пару шагов впереди, чтобы стимулировать бег. Они не знали, кого больше опасаться: страшного бомжа или наркоторговцев – не исключено, что в перевернувшейся машине есть живые, которые решат их преследовать. Но не успели бабушка с внуком перебежать дорогу, как по трассе проехала машина с мигалкой, и сердитый голос заорал в мегафон:
– Остановились! Прекратить движение! Прижались к обочине!
Машины послушно останавливались, прижимаясь к тротуару, каждые со своей стороны. Не слишком ретивых могучий голос подгонял:
– К обочине, я сказал! Правая сторона, прижались! Всем стоять!
Обернувшись, Елена увидела выскочившего из-за поворота бомжа-громилу, он, прихрамывая, несся по пустому тротуару, сюда, за ними.
И на том конце длинного виадука, ведущего в сторону родной Хосты, показался кортеж машин какого-то важного начальника. Кортеж несся по мосту с огромной скоростью, но и бомж, хоть и хромой, бежал такими гигантскими скачками, что Елена, ухватившись за Сашину руку, изо всех сил потянула его вперед, на дорогу, в промежуток между прижавшимися к обочине самосвалом и «Скорой помощью». Бомж орал что-то, размахивая ручищами. Они едва успели пролететь перед бампером первой из длинных черных машин, выскочивших с моста, сопровождаемые дикими матами мегафонного голоса, и все же они были теперь на другой стороне. Елена оглянулась: бомж остался по ту сторону, и уже по обеим сторонам дороги двинулись навстречу друг другу рычащие моторами разозленные автомобили.
Они вбежали в заросли и по широкой, петляющей лестнице, по обвалившимся ступенькам бросились вниз, к морю.
– Что он кричал? – спрашивала на ходу запыхавшаяся Елена.
– Что у тебя красный пояс, – отвечал Саша. Соскочили на платформу, но поезда не было, ни в одну сторону. Они заметались по платформе, держа в поле зрения лестницу и заросли. Елена потянула Александра к домику-станции, где, видать, и работали, и жили: на каменной ограде сушились матрасы и подушки, но крохотный зал ожидания был закрыт.
Напротив, за рельсами, стояла огромная, круглая, желтая, полуразвалившаяся ротонда, колонны шли полукругом, лестницы с двух сторон вели кверху, на смотровую площадку, окруженную вторым рядом колонн, в центре площадки на возвышении стояла крохотная ротондочка, тоже с колоннами, все честь по чести. И с двух сторон от разрушавшейся постройки, полускрытая деревьями, чуть-чуть виднелась синяя макушка моря, упиравшаяся в начало неба.
Толстая стрелочница, хозяйка станции-дома, видать, успевшая искупаться в море, перешагивала через рельсы, отжимая длинные волосы, заплетенные в косу.
– Когда будет поезд? – закричала Елена, от нетерпения подпрыгивая на месте. Лестница все еще была пуста.
– Может, его менты задержали? – проговорил Александр. – Или машины?
– Задержишь такого! – с сомнением проговорила Елена. А стрелочница ничего не отвечала.
– Но ведь на Пластунке его задержали! – не соглашался Александр.
– А может, то был другой.
– Как другой?
– Какой поезд? – задала свой вопрос стрелочница, тяжело поднимаясь с рельсов на высокую платформу.
– Любой, любой поезд! – подпрыгивала Елена. – Какой-нибудь поезд, все равно, в какую сторону!
– Через пять минут будет пермский, из Адлера, а зачем вам?
– А он останавливается тут? – спросил Саша.
– Если в Сочи пути заняты – остановится.
Лестница все еще пустовала. Семафоры уже горели зеленым огнем.
Бабушка с внуком отошли на самый край длинной платформы: один в нетерпении смотрел в сторону Адлера, откуда никак не появлялся поезд, другая – на лестницу.
– Искупаться бы, – мечтательно сказал Саша, густые светло-русые волосы которого взмокли от пота и висели плетьми, и кивнул на видневшееся по ту сторону железной дороги море.
– И попить, – вздохнула Елена, у которой от бега по жаре, от жажды запеклись губы.
Рельсы тянулись между рядами бетонно-металлических опор, образующих букву «П», опоры стояли на расстоянии тридцати метров друг от друга, и на верхней поперечине этой «П» в ряд сидели серо-белые чайки-хохотуньи. И вот в первые ворота, оседланные чайками, ворвался поезд, он проехал между широко расставленными столбами ворот, а равнодушные к его шуму чайки даже не побеспокоились взлететь. И поезд остановился на первом пути.
Они подбежали к вагону, который остановился напротив них, сверху из открытых дверей глядела вдаль проводница в форме, с веником в руках. Елена закричала:
– Тетенька, возьмите нас до Сочи, пожалуйста!
– Мы заплатим, – достал из кармана пятисотку богатенький Александр.
– Идите, идите, нельзя, – отшила их проводница.
Елена потянула Сашу вперед: с этими тетками не договоришься, надо мужчину искать проводника. Она увидела улыбчивого дядьку-армянина в тамбуре следующего вагона и крикнула:
– Дядечка, миленький, возьмите нас, пожалуйста.
– Только до Сочи, – договорил Саша, размахивая купюрой. – Мы заплатим.
– Залезайте быстрее, – опустил навстречу им подножку проводник. И они мигом заскочили в вагон.
Бомжа все не было видно, и Елена начала уже успокаиваться: может, он и не за ними бежал, мало ли почему может бежать бомж, могут же у него быть свои какие-то бомжацкие дела…
Поезд все еще стоял. Последний пролет лестницы, выходящей из зарослей, оказался как раз напротив открытой двери вагона, и он был пуст. Поезд тронулся. Только Александр хотел по своей, перенятой у киношных американцев, привычке крикнуть: «Йес!», как вдруг бомж-громила показался на лестнице – и, вот черт, увидел их! Один рукав на его рубахе отсутствовал, этим рукавом он перевязал себе раненую ногу. Перемахнув, несмотря на хромоту, через пять последних ступенек, громила одним рывком оказался возле открытой двери вагона и вцепился в пол тамбура, который был ему всего по пояс. Елена с ужасом смотрела на странное лицо в темных мотоциклетных очках, из-за которых глядели на нее пугающе-неподвижные глаза. А проводник, как назло, ушел.
– Быстро… – гаркнул бомж, взмахивая ножищей, чтобы влезть в вагон, но что он хотел сказать, осталось невыясненным, потому что в этот момент Александр, открывший задвижку, захлопнул дверь и прищемил бомжу пальцы. Тот зарычал и отцепился. Но через стекло двери Елена увидела, что бомж вовсе не упал, как она надеялась, а, наоборот, бежит за набирающим ход поездом.