Они прошли этот вагон насквозь, он был полупустой: с начала июня трех недель еще не прошло, и курортники по домам пока не разъезжались. Затем перешли в следующий… Высунувшись из последней двери последнего вагона, Саша убедился, что бомж не бежит за набиравшим ход поездом, и захлопнул дверь.

Елена переоделась в тамбуре: платье сняла, а надела майку, натянула спортивные штаны и наконец-то обулась – в кроссовки. Ступни пекло, будто она бегала по гигантской сковороде, на которой испекли их город. Алевтинино платье после сегодняшнего дня нуждалось в срочной стирке. Хорошо, вроде бы не порвано. Елена, поплевав на пальцы, стерла румяна со скул, смазала помаду, а вот крашеные ресницы придется пока оставить, если стирать слюной, такие появятся фонари под глазами… да и не увидишь ведь, что перед носом творится.

Сразу после длинного тоннеля – в темноте тамбура они стояли, крепко взявшись за руки, – начинался сочинский вокзал, и бабушка с внуком, рассчитавшись с проводником, вышли из вагона.

Поезд прибыл на шестой путь. Они решили не спускаться в подземный переход, который был далеко от последних вагонов, а просто пересечь ряды рельсов. Елена оглянулась: поезд, составленный из зеленых плацкартных вагонов с белыми табличками на каждом «Адлер – Пермь», со свернутыми матрасами, видневшимися в окнах, с вышедшими на платформу проводниками, пассажирами, садящимися в вагоны, стоял в ожидании, когда диспетчер даст добро на отправление. И вдруг увидела, как с крыши последнего вагона спускается бомж-громила, он держался руками за какое-то возвышение, похожее на катушку, а его подошвы, в том числе перевязанная, нащупывали опору, вот перехватился руками, ноги оказались над закрытой дверью, встали на ручки по бокам, и бомж, соскользнув вдоль двери, спрыгнул на землю.

Елена, схватив Сашу за руку, показывала на бомжа-громилу.

– Сейчас найдем кого надо, и его арестуют, – разозлился Александр. – Он думает, на него управы не найдется. Гоняется за людьми средь бела дня!

Бомж, прихрамывая, бежал за ними, размахивал руками и вдруг заорал, будто труба заговорила:

– Елена! Прекрасноволосая!

– Он знает, как тебя зовут! – воскликнул Саша. – Он за тобой следил!

– А зачем он меня так называет? – удивилась Елена, ощупывая свои волосенки.

Они опять припустили, бомж орал, пытаясь их догнать:

– Быстроногий! Александр, постой!

– Он и тебя знает по имени! – удивилась Елена. – А то, что ты быстроногий, это уж точно!

Многие в вокзальной толпе оглядывались на бегущего высоченного босого мужчину в рубахе с одним рукавом, с перевязанной ногой, в мотоциклетных очках и кепке-«аэродроме», завязанной, как дамская шляпка, под волосатым подбородком.

– Во дур-рак! – говорил Александр, оглядываясь. – Его же сейчас менты повяжут. Решат, что террорист!

– Пускай забирают, – говорила на бегу Елена. – Мы же этого хотели! И кто сказал, что он не террорист?

– Да ладно тебе! Террористы такие не бывают… Может, он поговорить просто хочет, а мы бегаем от него. Что-нибудь важное сказать…

Елена подумала, что ведь, по сути, он спас их, перевернув машину с наркоторговцами, пускай у него были с ними свои какие-то счеты, но ведь им он тоже помог.

– А тетя Оля, ты забыл про нее?! – привела она последний довод.

– Что он нам сделает среди бела дня, в самом центре города?

Бабушка и внук остановились под китайской веерной пальмой-трахикарпусом, с обросшим седыми волосами стволом, выставившим во все стороны, от комля до вершины, рога.

Бомж медленно приближался к ним, огибая людей, и почти все – вот ужас! – были ему по пояс. Прежде Елена не видела его рядом с кем-либо и, не имея возможности сравнить, не представляла, до чего он высоченный: настоящий памятник. На него оглядывались, а дети показывали пальцами. Громила шел, растопырив руки кверху ладонями, как будто говоря: я ничего, я безвредный. Они стояли, готовые, в случае чего, сорваться и унестись. Елена увидела, что рукав, намотанный на толстенной ноге бомжа, пропитался кровью. Тот остановился в паре метров: рубаха расстегнулась, и на его волосатой, похожей на бочку, груди она увидела украшенный каменьями серебряный крест, из тех, что носят священники. Впрочем, на широченной груди огромный крест не казался особенно большим. Но откуда он у бомжа? Украл? Вдруг бомж сунул голую, толщиной с ее туловище, руку в карман штанов – они приготовились дать деру, – но он быстро вынул руку из кармана и на раскрытой ладони протянул ей…

– Это же твоя пропавшая шкатулка! – воскликнул Саша.

Александр, несмотря на свой почти двухметровый рост, едва доставал бомжу до сердца.

– Это ваше, прекрасноволосая Елена! – просительно гудел громила.

Елена схватила с ладони, величиной с хороший инжировый лист, шкатулку и в мгновение ока раскрыла ее: все было на месте. И янтарный кулон на цепочке, и обручальное кольцо, которое ей никогда уже не понадобится, и два перстня.

– Откуда это у вас? – с подозрением спросила она, задирая голову, пытаясь разглядеть за мотоциклетными очками выражение глаз бомжа.

– Спрятал, когда вас хотели пытать.

– Пытать?! – воскликнула она. – Меня?!

– Да, эти инквизиторы.

– Инквизиторы?! – так и села Елена.

Некоторое время все трое в полном изумлении таращились друг на друга.

– Быстроногий Александр там тоже был, – напомнил бомж. – А всего вас было восьмеро на великой горе Ах-Аг.

– Что это еще за Ах-Аг? – удивилась Елена.

– Может, он так Пластунку называет? – предположил Саша. – Где тебя менты допрашивали… инквизиторы-то, блин.

Бомж кивнул:

– Да, Пластунка, это имя я тоже слыхал. – Помолчав, громила улыбнулся и произнес с улыбкой: – Я так бежал, как будто за мной гонится Скамандр. Или, вернее, будто я сам – Скамандр.

Бабушка с внуком переглянулись: шуточки у бомжа были те еще.

– Кто это: Скамандр? – осторожно поинтересовалась Елена, но бомж не успел ответить, потому что Александр сказал:

– По-моему, это долгий разговор, может, нам куда-нибудь пойти посидеть? Я угощаю!

– Извините-с, – прогудел бомж-громила и даже пальцем помаячил у Саши под носом, – я не пью. Почему-то все хотят мне налить вина или, еще хуже, – пшеничной водки, но я не пью. И ни один из нас не пьет. Дали зарок, – бомж наклонился в три погибели, к самому уху Елены – ей потребовалась вся ее воля, чтоб не отшатнуться, но, как ни странно, ее не обдало волной вони, – и прогудел в него, подставив ладонь: – Во хмелю с тобой может случиться всякое.

Елене очень хотелось посчитать громилу за сумасшедшего, но почему бы тогда и себя не отнести к этой категории, поэтому она решила продолжить разговор:

– А что вы делали на Пластунке?