– Оружие становится все более быстрым, все более опасным, оно держит смерть в зубах, много смертей, готовых выскочить от одного движения указательного пальца, – говорил бомж, сокрушенно качая головой. – Держа автомат в руках, каждый может почувствовать себя сильным, даже совсем слабый, трус может подумать, что он герой, – это нехорошо. И тень оружия стала рогатой. А ведь говорят, что наличие рогов у чего бы то ни было – это плохой признак, хотя это, конечно, спорный вопрос.

Елена невольно посмотрела на тень, которую отбрасывал на асфальт бомж.

– А их вы тоже не знаете? – спросила Елена.

– Кого-с?

– Наркоторговцев, которые вас ранили, машину которых вы перевернули?

– Нет, – покачал головой бомж, – не имею чести. Я только накануне вернулся. Я ведь говорил: посетив все эти пещеры и не обнаружив там батюшки…

– А почему он должен быть именно в пещере? – прервала его Елена на полуслове. – Он что: изучает пещеры?

– Можно сказать и так. Он любит пещеры! То, что любишь, то и изучаешь, и наоборот: то, что изучаешь, то и любишь. Да и что на земле может быть лучше пещер?! Там всегда одинаково, там будто нет времени. Там хорошо думается. А мой отец любит думать. Очень любит. Так вот, вернувшись в сей, богатый народом, град, я решил обратиться за помощью к вам. В тот раз, когда я вынул из вашей сумки эту ольховую укладку с безделицами, которая лежит теперь у вас в мешке и из-за которой вы могли сильно пострадать…

– А почему вы решили, что я могу пострадать из-за украшений?

– Это же золотые украшения, хоть и грубо выполненные! А из-за золота, я уже имел случай в этом убедиться, могут произойти самые разные неприятности, и я решил от греха подальше перепрятать укладку, пока золото не конфисковали. Потом я пошел за вами и проследил ваш путь с горы Ах-Аг до самого вашего дома и затем только отправился на поиски отца моего. Я думал, что справлюсь сам, и, будь я у себя, я бы справился. Но здесь…

Тут вернулся Саша, который принес все, о чем его просили. Елена, несмотря на протесты бомжа, который хотел все делать сам, размотала его ножищу, отлепила листья подорожника и увидела на толстой лодыжке бомжа глубокую рваную рану, волосы вокруг которой свалялись от крови, и кровь все еще продолжала сочиться. Хотя Елена и была немного брезглива, но перевязывать Поликарпа вовсе не было противно: как ни странно, от него не воняло, а, напротив, пахло хорошо, даже очень хорошо, то ли молоком, то ли сеном, то ли прогретыми на солнце камнями, Елена никак не могла определить исходящий от него запах.

Александр сидел по одну сторону от бомжа, Елена, сделав перевязку, села по другую.

Поликарп между тем продолжал:

– Утром я увидел вас с быстроногим Александром, когда вы, спеша, проходили мимо моего паркового приюта. И вот, только я собрался выйти, чтоб последовать за вами, как увидел молодого человека с очень круглой головой, сверху донизу одетого в черное и которого я уже удостоился видеть накануне вечером, как раз возле дверей вашего дома. Черный человек шел за вами, в этом не могло быть никакого сомнения, но старался остаться незамеченным. Он проследовал за вами в автобус, и вышел там же, где вы, и прошел до того высокого дома, в двери которого вы вошли, а после вознеслись. Правда, он не стал подниматься за вами, но все время ждал вас внизу, пуская дым колечками и звоня по беспроводной телефонной трубке, по которой все теперь здесь названивают. И затем приехал этот вороной автомобиль, тот самый, который лежал потом, вы видели, кверху колесами, как майский жук. И, спустя время, вы вышли из дому и снова вошли в автобус. И опять этот черноногий следовал за вами. А в этом прекрасно украшенном парке черный человек сел в черную машину, которая тоже оказалась там, но никуда не ехала, а просто стояла, и опять позвонил по оторванной трубке, приглашая кого-то прийти в этот же парк. Я видел и слышал это, потому что окно в автомобиле было открыто, и из него по локоть высунулась рука с телефонной трубкой, и еще я увидел в вороном автомобиле других черноодетых. И вот, когда вы побеседовали с тем, с кем хотели, и, покружив, вышли прямо под дула рогатых ружей, появился еще один молодой человек, одетый в белое, как тому и следует быть, потому что он и стал жертвой. Да, это именно его вызвал по трубке черный человек с очень круглой головой. Я не мог допустить, чтобы и вас убили, как этого белоодетого. Дальнейшее вы видели. Когда вы столь стремительно скрылись, я, перевернув черное авто обратно на колеса и убедившись, что убитых до смерти там нет, а есть только оглушенные после сотрясения машины, пустился вслед за вами. Ибо, как я уже говорил, и так времени потрачено даром очень и очень много.

Бабушка с внуком опять переглянулись. Бомж говорил хоть и замысловато, но искренне, ему хотелось верить, и даже верилось, но Елене ужасно не нравились его глаза. Если бы еще этот Поликарп снял свои очки… При разговоре с ним она старалась не смотреть ему в глаза. Елена глядела на его большой рот, да, просто неприлично заглядывала в рот говорящему и увидела, что у него великолепные крепкие белые зубы, каких, пожалуй, не встретишь ни у одного бомжа во всей округе.

– А как вы оказывались везде так вовремя? – поинтересовался Александр, пытаясь поймать бомжа на несоответствиях. – Мы ехали на автобусе, черный человек на автобусе, те – на машине, а вы на чем следовали за нами?

– Я, как вы могли уже заметить, не останавливаюсь ни перед чем, следуя за своей целью, – нескромно отвечал бомж. – У меня есть большой опыт передвижений по этому богатому народом граду, и не только по этому!

Я могу ехать на любой крыше: поезда, автобуса, трамвая, только бы крыша выдержала, я бегаю столь быстро, не в обиду вам, зовущийся быстроногим Александр, будь сказано, что обгоняю всех людей, и даже многих из лошадей. Я лазаю по деревьям, как обезьяна. Я довольствуюсь малым, неприхотлив в еде и одежде. Люблю спать на земле, на камнях, могу, как оказалось, спать даже в снегу равнин! Раны заживают на мне, как на диком коте. – Елена при этом невольно взглянула на его раненую ногу, а бомж завершил свою речь словами: – Я крепок, как скала, – и в подтверждение так стукнул себя по груди, что она загремела, будто и вправду была каменной.

Поликарп, сунув под кепку сзади, на затылке, пальцы, почесался и немо уставился на Елену своими очками, потом повернулся к Саше, словно ожидая, что они немедленно сорвутся с места и помчатся на гору Пластунка-Ах-Аг.

Елена поглядела на часы на вокзальной башне, видневшейся вдали, над круглым зданием бывших касс, на том конце широкой кипарисовой аллеи: часы показывали пять часов пополудни.

– Когда же мы примемся за дело? – вынужден был задать свой вопрос бомж, проследив за ее взглядом. – Кстати, я ведь еще должен подарить тебе, прекрасноволосая Елена, одну вещь! – вкрадчиво продолжал он. – Одну хорошенькую вещичку, которая, по всей видимости, должна теперь принадлежать тебе, поскольку прежняя хозяйка этой вещи… Ну, не будем о грустном! Но вещь эта находится там же, на горе Ах-Аг. Так что, как говорится, все дороги ведут на гору.

Поликарп в нетерпении даже привстал со скамейки, призывая их следовать за ним.