— Что произошло? — перевела она разговор.

Он снова пожал плечами.

— Сам не знаю. Лера позвонила, велела срочно приехать. Я бы и за вами не заезжал, если бы звонок застал меня дома, но я еще не успел уйти из университета, поэтому общежитие было по пути.

А вот последнее Яну обидело. Не заезжал бы он! Он, между прочим, в этом расследовании на таких же птичьих правах, как и она. И пусть он давно знаком с Алексеем и Лерой, зато именно ее сны предупреждают о новых убийствах.

— Голос ее мне показался достаточно взволнованным, чтобы я не стал по телефону выяснять детали, — закончил Никита Андреевич, а потом внезапно добавил: — Так что вам не следует на меня обижаться за то, что не собирался за вами заезжать в другой ситуации. Очевидно, у Леры случилось что-то важное и экстренное.

Яна покраснела, с трудом заставила себя не отвернуться.

— Я и не думала обижаться, что вы! — возмущенно заявила она, но он лишь улыбнулся уголком губ.

— Своим ощущениям я верю больше, чем вашим словам.

— А я думала, что вы умеете чувствовать призраков, а не живых людей.

— Я умею чувствовать бессознательное, — поправил ее Никита Андреевич. — То, что лежит в подсознании и не спрятано за мыслями и словами. Призраки уже не умеют думать, поэтому их я чувствую хорошо. Ваши сны считываю, потому что сны — это послание от нашего бессознательного. Эмоции людей удается уловить только в редких случаях. Когда эмоция возникает спонтанно и она достаточно сильная, у меня есть несколько мгновений, прежде чем человек сам ее осознает и спрячет за мыслительным процессом.

Яна смотрела на него во все глаза, даже не мигая. Ее мыслительный процесс порой не поспевал не то что за эмоциями, а даже за словами, поэтому она ляпнула, не успев себя остановить:

— Это началось после убийства вашей мамы? — И тут же опять покраснела, добавила: — Простите! Не отвечайте. Я не хотела влезать в ваши тайны.

Он снова улыбнулся и снова не посмотрел на нее, но теперь было в этом что-то искусственное, напряженное.

— Это не такая уж и тайна на самом деле. Слишком много людей знают, да и по университету ходят разговоры. При большом желании вы и сами смогли бы все узнать. — Он немного помолчал, но Яна не торопила его. — Да, вы правы, это началось после убийства мамы. Мне тогда было девять лет, брату — пять, а сестре не исполнилось и года. Мы прятались в шкафу, поэтому все слышали, но ничего не видели. Думаю… — Он снова осекся, но продолжил почти сразу: — Думаю, именно поэтому мне доступны все чувства бессознательного, кроме зрения.

Яне очень хотелось расспросить подробнее о том, как все произошло, но она сдержалась. Уже и так наговорила лишнего, он теперь будет думать, что она собирала сплетни.

— А ваши брат и сестра? — осторожно спросила она, прощупывая почву. — У них тоже появились способности?

Никита Андреевич мотнул головой.

— Они были еще слишком маленькими. Сестра вообще ничего не помнит, ей, как я уже говорил, и года тогда не было. Брат помнит, но мне кажется, он помнит то, что рассказывал ему я. Своих воспоминаний не осталось.

Возможно, Яна спросила бы что-нибудь еще, ведь очевидно, что разговора Никита Андреевич не избегает. Может быть, не видит смысла скрывать то, что она и так легко узнает, а может, ему просто захотелось выговориться. Не так уж часто встречаешь людей, которые верят в твои способности, это Яна хорошо знала. Может, и спросила бы, но перед ними выплыли из темноты больничные ворота, и Никита Андреевич притормозил, проезжая их. Вдалеке уже виднелась темно-синяя дверь, ведущая в отделение судебной экспертизы, возле которой на лавочке сидела фигура в красном пуховике, накинутом поверх белого халата.

Фигурой оказалась Лера. Увидев их, она поднялась со скамейки и шагнула ближе. Лицо ее было абсолютно безмятежным, а голос, когда заговорила, ровным, и только чуть подрагивающие пальцы давали понять, что случилось нечто не просто экстраординарное, а действительно пугающее. Правда, как вскоре выяснилось, случилось давно, еще до обеда, поэтому у Леры было время прийти в себя, но Яна уже достаточно неплохо успела узнать эту молодую женщину, чтобы быть почти наверняка уверенной в том, что и сразу после происшествия она выглядела невозмутимой.

— Как только следователь и криминалисты уехали, я позвонила тебе, — говорила она, ведя их длинными коридорами в свое холодное и мрачное царство.

— Я был еще в университете, поэтому захватил Яну, — ответил Никита Андреевич.

Они вдвоем шли впереди, а Яна едва поспевала за обоими. Она уже выяснила, что случилось, а потому какая-то неведомая сила придерживала ее за шиворот, мешая идти. Хотя почему неведомая? Очень даже ведомая. Сила называлась страхом. Яне было банально и некрасиво страшно, но никто не спросил у нее, хочет ли она это видеть, а потому она молчала. Стыдно было признаваться, что не хочет. Поэтому, торопясь по узкому полутемному коридору за двумя старыми друзьями, Яна мысленно уговаривала себя не грохнуться в обморок. И если это удастся, она будет страшно собой гордиться. А еще обязательно расскажет папе, чтобы он тоже гордился.

— Как все произошло? — спросил Никита Андреевич.

— Как, блин! — в сердцах воскликнула Лера, и этот возглас, пожалуй, сказал все еще лучше дрожащих пальцев. — Провожу я вскрытие, никого, кроме того несчастного, не трогаю и вдруг чувствую запах. Запах горелой плоти, его ни с чем не спутаешь.

Яну уже замутило, но она продолжала мужественно преодолевать метры, закованные в светло-зеленую кафельную плитку.

— Я удивилась, таких покойников у меня нет, откуда запах. Пошла посмотреть и поняла, что воняет из холодильников. Знаешь, — она сбилась с шага, бросила взгляд на Никиту Андреевича и тут же продолжила: — Я как-то сразу поняла, что произошло. Вот словами мысль еще не оформилась, а интуиция уже подсказала. Так что даже гадать не стала, какой холодильник открывать.

Яна тоже догадалась бы. Если бы не знала, что произошло, вот прямо сейчас и догадалась бы. А что тут гадать? Они ведь с самого начала подозревали, что самовозгорание первой жертвы могло быть не случайностью. Вот теперь и ведьма… А значит, девочка-циркачка будет следующей.

— Почему не сработала пожарная сигнализация? — задался справедливым вопросом Никита Андреевич.

— Дыма как такового не было. Вообще, я тебе признаюсь, это было самое необычное зрелище из всего, что я видела в своей жизни, а после того, как сошел с ума мой кухонный шкафчик, я думала, что видела все.

Несмотря на ужас ситуации, Яна не удержалась и улыбнулась. Теперь, вспоминая ту ночь, она уже могла улыбаться, хотя тогда им обеим было не до смеха.

— Опиши, — попросил Никита Андреевич, и голос его неуловимо изменился. Будто спрашивал уже не просто Кремнев, а экстрасенс, настроенный на работу.

— Тело не горело, и я даже не могу сказать, что тлело… Оно чернело. Будто нормальная плоть просто медленно заменялась горелой, понимаешь?