— Этот визит тоже… ошибка.

— Тогда зачем?.. — начала было Хелен, но Маргарет незаметно взяла ее за руку.

— Я сказал жене, — торопливо проговорил молодой человек, — я сказал миссис Баст: «Мне нужно нанести визит своим знакомым», — а миссис Баст ответила: «Тогда иди». Но пока меня не было, я понадобился ей для какого-то важного дела, и из-за карточки она подумала, что я отправился сюда, и поэтому пошла за мной, так что я прошу вас принять мои самые искренние извинения, а также и ее, за те неудобства, которые мы поневоле могли вам причинить.

— Никаких неудобств, — сказала Хелен. — Но я все-таки не понимаю.

Мистер Баст явно уходил от прямого ответа. Он вновь принялся что-то объяснять, но было очевидно, что он лжет, а Хелен не желала взять в толк, с какой стати ему должно быть позволено это делать. Молодости свойственна жестокость. Не обращая внимания на сестру, сжимавшую ей руку, она повторила:

— Я все равно не понимаю. Когда, говорите, вы отправились с визитом?

— С визитом? С каким визитом? — переспросил мистер Баст, посмотрев на нее так, словно она спрашивает о какой-то нелепости, — излюбленный прием человека, попавшего в крайне неловкую ситуацию.

— С тем самым, который состоялся днем.

— Днем и отправился, конечно! — сказал он, взглянув на Тибби, чтобы понять, оценен ли по достоинству его находчивый ответ. Но Тибби, сам мастер остроумных реплик, сочувствия не проявил.

— Днем в субботу или в воскресенье? — спросил он.

— В… субботу.

— Надо же! — воскликнула Хелен. — И в воскресенье, когда за вами пришла жена, вы все еще пребывали здесь с визитом? Что-то ваш визит затянулся.

— Это нечестно, — сказал мистер Баст, залившись краской и сразу же похорошев. В его глазах появилось ожесточение. — Я догадываюсь, что вы хотите сказать, но это не так.

— О, не обращайте внимания, — сказала Маргарет, вновь расстроившись из-за дохнувшего на нее зловония бездны.

— Дело совсем не в этом, — убежденно заговорил молодой человек, забыв свои светские манеры. — Я был совершенно в другом месте, и вовсе не там, где вы думаете! Вот так-то!

— Было очень любезно с вашей стороны прийти и объясниться, — сказала Маргарет. — Остальное нас, естественно, не касается.

— Да, но я хочу… хотел… вы читали «Испытание Ричарда Феверела»?[25]

Маргарет кивнула.

— Прекрасная книга. Я хотел вернуться назад, к земле, понимаете? Как Ричард в конце книги. А «Принца Отто» Стивенсона читали?

Хелен и Тибби издали тихий стон.

— Тоже прекрасная книга. В ней возвращаешься к земле. Я хотел… — Он шевелил губами с особенно претенциозным выражением. Потом из культурного тумана выплыл очевидный факт, твердый как галька. — Я проходил пешком всю ночь с субботы на воскресенье, — сказал Леонард. — Я гулял. — Сестры ощутили приятный трепет одобрения. Но культура вновь взяла свое. Он спросил, читали ли они «Открытую дорогу» Эдварда Лукаса.

— Не сомневаюсь, что это еще одна прекрасная книга, — отозвалась Хелен. — Но я бы лучше послушала о вашей дороге.

— О, я ушел далеко.

— Насколько далеко?

— Не знаю. И сколько времени это заняло, тоже не знаю. Было слишком темно, и я не мог разглядеть часы.

— Вы гуляли один? — позвольте спросить.

— Да, — ответил он, выпрямившись, — но мы такую прогулку обсуждали в конторе. У нас в последнее время было много разговоров на эту тему. Мои сослуживцы говорят, что нужно ориентироваться на Полярную звезду, и я нашел ее на карте звездного неба, но когда выходишь на улицу, все так путается…

— Не говорите мне про Полярную звезду! — прервала его Хелен, которая увлеклась рассказом. — Знаю я ее штучки. Она все движется по кругу, по кругу, ну а вы кружите за ней.

— А я и вовсе потерял ее из виду. Сначала передо мной маячили уличные фонари, потом — деревья, а к утру еще и небо затянуло.

Тибби, предпочитавший чистую комедию, выскользнул из комнаты. Он понимал, что этот парень никогда не поднимется до поэтических высот, и не хотел быть свидетелем его попыток. Маргарет и Хелен остались. Брат оказывал на них влияние гораздо большее, чем они думали: в его отсутствие им было легче испытать воодушевление.

— А откуда вы начали свой путь? — живо поинтересовалась Хелен. — Пожалуйста, расскажите нам что-нибудь еще.

— Я доехал на метро до Уимблдона. Выйдя из конторы, я сказал себе: «В кои-то веки я должен выйти на прогулку. Если не пойду сейчас, то уже никогда не соберусь». Немного перекусил в Уимблдоне, и потом…

— Но местность там не слишком хороша, да?

— Газовые фонари светили мне несколько часов. Но у меня была вся ночь впереди, да и быть на воздухе уже значило очень много. Я все-таки дошел до леса. Вскоре.

— Да-да, продолжайте, — попросила Хелен.

— Вы даже не представляете, как трудно идти по неровной земле в темноте.

— Вы что же, свернули с дороги?

— О да, я как раз и хотел свернуть с дороги, но самое плохое, что так особенно трудно следовать выбранному направлению.

— Мистер Баст, вы прирожденный искатель приключений, — рассмеялась Маргарет. — Ни один профессиональный спортсмен не отважится повторить то, что сделали вы. Чудо, что ваша прогулка не закончилась сломанной шеей. Что сказала по этому поводу ваша жена?

— Профессиональные спортсмены ни шагу не сделают без фонарей и компасов, — сказала Хелен. — Кроме того, они вообще не умеют ходить. Ходьба их утомляет. Продолжайте.

— Я чувствовал себя словно Стивенсон. Возможно, вы помните, как в его «Virginibus…».[26]

— Да, но лес! Расскажите про лес. Как вы из него выбрались?

— С этим-то лесом я справился, потом по другую его сторону нашел тропу, которая вела довольно далеко вверх. Думается мне, это были меловые возвышенности Норт-Даунс, потому что тропа вскоре исчезла в траве, а я оказался в другом лесу. Это было ужасно — вокруг колючие кусты утесника. До чего же я жалел, что затеял эту прогулку! Но вдруг стало светать — как раз когда я вроде бы забрел под какое-то дерево. Ну, потом я нашел дорогу, которая вела к станции, и сел на первый же лондонский поезд.

— Но рассвет был великолепен? — спросила Хелен.

С незабываемой искренностью Леонард ответил:

— Нет.

И вновь слово вылетело как камешек из пращи. Посыпалось все, что казалось в его словах плебейским и литературным, посыпался скучный Стивенсон, его «любовь к земле» и шелковый цилиндр. В присутствии этих женщин Леонард как рассказчик добился успеха, говорил не сбиваясь, с воодушевлением, что случалось с ним нечасто.