Прист изумленно кивнул:

– Да. Похоже, вы все поняли, и притом быстро.

Его собеседница пожала плечами:

– Это было нетрудно.

– Понятно. А как насчет вас? У вас в семье есть убийцы?

Они ехали по городу на юго-восток, пока не добрались до покрытой изморосью спортивной площадки, где было множество парочек, выгуливающих своих собак, и бегунов, дыхание которых на морозе сразу же превращалось в пар. На противоположной стороне улицы стояли ряды таунхаусов, построенных в георгианском стиле, и их находящиеся на одной линии окна с белыми рамами смотрели на Приста и Джессику Эллиндер, словно четырехугольные глаза, глубоко посаженные в стены из красного кирпича с отделкой из белой лепнины.

– А у вас есть еще родные?

– У меня есть сестра, ее зовут Сара. Мои родители погибли в две тысячи втором году.

– Мне очень жаль. Как они погибли?

Чарли ответил не сразу. Несколько секунд он колебался, раздумывая, ответить или нет, но в конце концов решил: почему бы и нет?

– В авиакатастрофе. Мой отец занимал высокий пост в полиции, но деньги в семью приносила мама. Они были в Германии по ее делам и полетели в Англию на частном самолете ее делового партнера. Самолет попал в бурю и так и не перелетел через Ла-Манш. Уильям винил в этом пилота, а я – судьбу.

Джессика глубокомысленно кивнула. Несколько минут они шли молча.

– Вот мы и пришли, – сказал Прист. – Кстати, вы так и не спросили, куда именно мы направляемся.

– К дому генерального прокурора. Это было очевидно.

Здесь, в районе Иден-парк, высокие кирпичные стены соседствовали с лужайками с идеально подстриженной травой, вокруг которых высились просторные дома с мраморными полуколоннами, обрамляющими парадные двери. В этой рукотворной тихой заводи соседи не вели друг с другом разговоров, но каждый знал, чем занимаются остальные. Прист терпеть не мог подобные места. Его старый «вольво» выглядел особенно неуместно рядом с «мазерати» и «рейндж роверами», припаркованными вдоль здешних улиц.

«Вольво», хрустя колесами по гравию, проехал по ведущей к дому подъездной дороге, по краям которой стояли деревья с облетевшей листвой. Дом Рена, как и другие здешние дома, был огромен и безлик, хотя сегодня его отличали от прочих некоторые бросающиеся в глаза детали: внутренний периметр сада был огорожен бело-голубой пластиковой лентой, которой полиция обычно отделяет места преступлений, во дворе были как попало брошены четыре патрульные машины с все еще работающими мигалками, а рядом с постройкой, когда-то служившей конюшней, был припаркован фургон, на котором приехали криминалисты.

Полицейский в форме, сжимающий в руке фуражку, сделал им знак остановиться. На вид ему не было и восемнадцати. Прист тихо выругался и остановил машину там, где обсаженная деревьями подъездная дорога переходила во двор. Переглянувшись с Джессикой, он опустил окно.

– Извините, сэр, – сказал полицейский, – но дальше вам нельзя. Могу ли я спросить, что вы здесь делаете?

– Я надеялся поговорить с Филипом Реном, – ответил Прист.

Полицейский заглянул в машину. На заднем сиденье лежали папки и ворох бумаг. Его глаза на мгновение задержались на Джессике.

– Это невозможно, – сказал он наконец. – Думаю, вам лучше уехать.

– А что здесь произошло?

– Простите, сэр. Это дело полиции. Вам лучше уехать.

Прист открыл было рот, но ничего не успел сказать. Джессика вдруг наклонилась над его коленями, опершись на них рукой.

– Я Джессика Эллиндер. Кто здесь главный?

Прист так и не узнал, что бы на это ответил юный полицейский в форме, поскольку вместо его тщедушной фигуры перед ним возник толстяк МакЮэн.

– Отойди, сынок. – Почти всю площадь окна занимало жирное лицо шотландца. Сыпь на его шее выглядела все так же скверно, и от него все так же резко пахло потом. – Ну-ну. Алый Первоцвет [10] всплывает опять. Как интересно. Ты что, взял моду появляться везде?

– Алый Первоцвет был известен отнюдь не тем, что появлялся везде, а тем, что ухитрялся спасать французских аристократов от гильотины, придурок, – ласково сказал Прист.

– Что ты здесь делаешь?

– Да вот, приехал, чтобы подстричь здешние живые изгороди из кипариса.

– Может, вылезешь из своего ржавого драндулета, и я устрою тебе официальный допрос, ты, гребаный пижон?

– В этом нет необходимости, – сказала Джессика.

Она успела выйти из машины и стояла всего в нескольких футах от мужчин.

Прист поднял одну бровь.

– Мисс Эллиндер, вы? – МакЮэн явно был ошарашен.

– Да, я. Что здесь происходит, инспектор?

Прист был впечатлен. Хотя это и стоило ей некоторых усилий, в конце концов Джессика заставила МакЮэна не только проводить их в дом, но и объяснить, что там произошло, хотя вид при этом у него был такой, будто каждое произнесенное слово причиняет ему невыносимую боль.

– Сэр Филип – крестный мистера Приста, – сообщила Джессика. – Может, мне стоит позвонить отцу, чтобы вы объяснили ему, почему вы не разрешаете нам войти?

У Кеннета Эллиндера явно имелись высокопоставленные друзья.

Приста и Джессику проводили через кухню с полом из каменных плит в роскошный кабинет, в центре которого стоял красивый письменный стол ручной работы. Великолепное круглое окно выходило во фруктовый сад, спускающийся к ручью, едва различимому в туманной мгле.

Рен висел на веревке, перекинутой через одну из дубовых балок, поддерживающих потолок.

– Вчера вечером его жена отсутствовала, – пояснил МакЮэн. – Она вернулась поздно и не придала значения тому, что кровать пуста. Похоже, в этом нет ничего необычного. Она обнаружила его здесь утром, но не сразу позвонила в полицию. Надо полагать, она была в шоке, когда увидела, что он висит в своем кабинете.

– Леди Рен здесь, в доме? – спросил Прист.

– Да. С ней сейчас находится сотрудник по связям, он делает вдове чай и снабжает ее бумажными салфетками, так что это не твоя забота.

Чарли взглянул на Джессику. Она словно завороженная смотрела на чуть покачивающееся тело.

– Вы в первый раз видите труп? – шепотом спросил Прист. Женщина медленно кивнула. Он тронул ее за рукав: – Пойдемте отсюда. Нам незачем здесь задерживаться.

– Нет, погодите. – Джессика повернулась к МакЮэну: – Что здесь произошло?