— Да, безвозвратно. Ты почему в митинге участвовать согласился? — спросил я с нажимом.

— А что, нельзя было?

— Ну, ты же не хотел, отказывался, говорил… как там? «Бесполезная клоунада»? А потом вдруг, бац — и ты со своим шатром уже у Татыша. Чего потянуло-то? Эдик тебе нужен был? Говори давай, что ему всыпал? Наркоту? Яд?

— Да не трогал я его! — окрысился Отраднов, осознав, похоже, серьёзность положения. — Любой подтвердит: я на такое никогда не соглашусь. Что я, киллер какой-то, что ли?

— Это мы выясним. Я про тебя всё знаю. Ты зарабатываешь на мифах про зону, людей туда за бабки водишь. Ты внушил Эдику интерес к зоне, заставил поверить, что там нечто важное происходит. С твоей же подачи он митинг организовал…

— Что за бред? Не было такого! Он сам вышел на меня и попросил сводить в зону. Я никого туда не тащу: и так желающих хватает! А все его митинги он сам придумывал. Зачем мне ему что-то внушать? Он и так повёрнутый был.

— А чего ты на участие в митинге согласился? Отказывался, отказывался, а потом вдруг передумал, а?

— Согласился и всё. Потому что зону действительно нельзя трогать! Чего вы туда лезете? Вы же вообще ничего о ней не знаете.

— А ты что знаешь? Как бабки на ней срубить? Ладно, это лирика. Ты с Дягилевым знаком? Предпринимателем из Екатеринбурга? Говори-говори, я всё равно выясню. Его люди на тебя вышли?

— С Дягилевым? — опешил Отраднов. — Его мой отец знает. Но мы с отцом мало общаемся, и с Дягилевым лично я не знаком.

— А с его людьми?

— Я много людей знаю, у них на лбу не написано, чьи они. Вы к чему спрашиваете?

— Выходил на тебя кто-то? Просил в «клоунаде» участвовать?

— Да никто не просил! Мои друзья собрались и я с ними! Я вообще в последний момент решил.

Я задумался. Отраднов не врал. Я знал, как ведут себя люди, которым есть, что скрывать. Или я просто не могу его дожать? Собственная усталость и хладнокровие Отраднова пустили разговор по вязкому руслу: он ничего не отрицал и ни в чём не сознался. Действительно, лис…

Я спросил:

— А мог Самушкин схватить в зоне смертельную дозу радиации? Свыше десяти грей?

— Свыше десяти? Маловероятно. Мы по-другому измеряем: за один сталк набираешь примерно 50 микрозиверт, если не повезёт — 500, но это не опасно. А 10 грей — это однозначно каюк: надо или в могильнике переночевать, или прямо к ядру подлезть. Но я сомневаюсь: Эдик вообще не очень смелый был.

— А с шерпом твоим как связаться? Он же его водил?

— Нет, нет, мой шерп не при чём. Они с Эдиком даже не познакомились.

— Ясно. Телефончик свой давай, — велел я, требовательно выставив ладонь.

Отраднов кивнул в сторону, откуда я пришёл:

— У меня друзья тут должны быть. Телефон у них. Я с компасом хожу.

— С компасом? Ты ещё астролябию бери. Пошли давай к друзьям твоим.

Мы зашагали к лагерю праноедов. Отраднов не пытался бежать: он напоминал воина, возвращающегося домой — таких уже ничем не испугаешь. Грубые ботинки шоркали по тропе, высекая из неё облака пыли. Его лицо было красным со стороны заката, а с обратной стороны землянистым, как его куртка.

— Ты откуда идёшь? — спросил я.

— От Татыша. Часть пути на попутках проехал.

— А пешком сколько?

— Километров четыреста.

— Четыреста? За две недели? Неплохо. Спортсмен? Кроссы бегаешь?

Он посмотрел удивлённо:

— Нет, не бегаю. Важнее состояние ума.

— А, ну, конечно…

Солнце опускалось к желтеющему горизонту. Толпа вокруг стала гуще и пестрее. Встречались люди в странных шляпах, в пончо, в длинных одеждах, в набедренных повязках, в перьях. Мы словно оказались на съёмках фильма, точнее, нескольких фильмов сразу: вестерна, индийского кино, римейка «Звёздных войн». Некоторые отвешивали нам лаконичный буддистский поклон-приветствие, складывая ладони у груди. Отраднов отвечал им тем же.

— Думаете, его отравили? — спросил он.

— Есть основания полагать.

— Ну, за наших я ручаюсь. Это не мы.

— Ручается он… Всё-таки, Елисей: зачем Самушкин полез в зону? Северная часть — там ведь наша дорога проходит.

— Да, — кивнул он. — Думаю, с этим и связано. Может быть, пробы грунта взять хотел или сфотографировать. Да он давно под вас копал.

Я задумался: Эдик наверняка взял с собой в зону съёмочную технику, другой телефон или экшн-камеру. Но мы проверили его сим-карты и аккаунты, так и не найдя другого аппарата.

Мы подошли к жёлто-оранжевому шатру. Завидев Отраднова, вся компания принялась визжать и улюлюкать, обнимаясь с ним по очереди, хлопая по пыльным плечам, дёргая за хвосты его банданы. Кэрол прижалась щекой к его щеке, быстро поцеловала в губы и тут же стала отплёвываться, смеясь:

— Солёный! Губы, как наждак!

На её лице был смешной макияж, стилизованный под морду кошки, с тонкими усиками, которые размазались о щетину Отраднова. Какие же они дети…

Когда заметили меня, веселье утихло. Верещагин, придурковатый шаман, вышел вперёд, светя пупом через застёгнутую на одну пуговицу рубашку. Его худое лицо выражало издёвку.

— Ого, Лис хвоста привёл. Лис, не надо тут мусорить. Ты мне настроение испортил.

Верещагин смотрел нагло. Пара шрамов на его лбу и скуле подсказывали, что в рыло он получал неоднократно, но выводов не сделал. Я ответил мягко:

— А ты дёсны чем-нибудь натри и повеселеешь. У тебя же есть там, в мешочке?

— А ты, мусорок, для себя интересуешься или на продажу? — растёкся в улыбке Верещагин, и толпа одобрительно загоготала.

Я видел, как Кэрол передала Отраднову его телефон, и хотел отвести парня в сторонку, но между нами вклинился Верещагин, держа руки навесу, как футболист, спорящий с судьёй:

— Э, э, э! — кричал он нарастающим голосом. — Друга моего не трожь!

Я схватил его за шею, и он от неожиданности хрюкнул. Я сказал ему на ухо:

— Дима,