Диагноз у нее и в самом деле оказался не слишком серьезным — небольшое сотрясение мозга и ушибы, для жизни неопасные. Но ее тревожило другое — в больнице, оказывается, придется провести как минимум неделю. Неделю, а может быть, десять дней… А ведь она так и не нашла Максима! И теперь целых десять дней… Неужели она сбежала из одного плена только для того, чтобы оказаться в другом? Больница, конечно, все же лучший вариант, чем жизнь в доме Руслана, и все-таки ведь она приехала сюда не за этим.

Медленно поднявшись с кровати и чувствуя лишь легкое головокружение, она открыла дверь и оказалась посреди узкого длинного коридора. Медленно пройдя несколько шагов, увидела перед собой дверь с надписью «Ординаторская». Дверь открылась бесшумно. Лечащий врач сидел за столом и заполнял какие-то бумаги.

— Доктор…

Он посмотрел на нее удивленно и недоброжелательно.

— Кто вам разрешил вставать с кровати и ходить по коридору?

— Я… я вполне нормально себя чувствую, — ответила она извиняющимся тоном, — пожалуйста… Мне необходимо с вами поговорить.

— Идите в палату, — произнес он тоном, не терпящим возражений, — я к вам зайду.

Алена послушно повернулась и вышла. Почти целый час она не могла найти себе места, с каждой минутой теряя надежду на то, что он вспомнит о своем обещании. Алена не заметила, как снова задремала, а очнулась от его голоса:

— Заснула?

Она открыла глаза. Возвращение в реальный мир показалось ей настолько тягостным, что она едва не заплакала.

— Доктор, пожалуйста, выслушайте меня… Мне нельзя здесь находиться, я должна…

Ее рассказ был сбивчивым и непонятным — в нем почти не было слов, были только эмоции. Эмоции его не впечатлили — серьезно ответив ей, что о выписке думать еще слишком рано, он попрощался, посоветовав ей больше не вставать с постели без крайней необходимости. Дверь закрылась, и она досадливо ударила пальцами, сжатыми в кулак, по серой больничной подушке. Неделю — целую неделю — провести на этой кровати, не имея возможности даже выйти в коридор? Хотя зачем он ей нужен, этот коридор, и чем он лучше ее палаты? Такое же замкнутое пространство, только вытянутое в длину…

Вскоре принесли обед. Алена равнодушно поковыряла вилкой желто-серую капустную массу и отодвинула тарелку. Есть ей сейчас совсем не хотелось. Обрывки мыслей путались в голове. Снова вспоминалось прошлое, и все ее существо протестовало против этого вынужденного бездействия. Она лежит здесь, в больничной палате, практически здоровая — а в этот момент, возможно, Максим… К вечеру, когда за окном сгустились свинцовые сумерки и в приоткрытую форточку ворвался поток влажного, с первыми каплями дождя, ветра, она решила, что в больнице не останется. Ночью, тихонько приоткрыв дверь, она не увидела в коридоре ни единой живой души. Спустившись вниз по ступенькам, она вскоре нашла то, что искала, — выход. Оставалось только отодвинуть железную задвижку. Струя ледяной воды обдала ее лицо в тот момент, когда она, закрыв дверь, сделала первый шаг. Но ни дождь, ни холод уже не могли ее остановить — воспользовавшись попутной машиной и просто извинившись перед пожилым мужчиной за то, что не может ему заплатить, она вскоре снова стояла у знакомой двери, обитой темно-коричневым дерматином, и чувствовала, что у нее больше нет сил — за дверью опять была полная тишина.

Иногда ей начинало казаться, что все происходящее — просто дурной сон, который скоро оборвется, и она проснется, как когда-то, среди теплого сухого сена, на плече у Максима, и он, ласково проведя ладонью по ее волосам, улыбнется такой знакомой, светлой улыбкой. Всего лишь три дня прошло с тех пор, как она приехала в этот город, — так много и так мало. С определенного момента ее жизнь, казалось, остановилась, не в силах сдвинуться с мертвой точки. Словно по спирали — она вновь и вновь возвращается сюда, к запертой двери, уходит и снова возвращается… Когда же наступит конец? Она медленно шла по темным, почти не освещенным фонарями ночным улицам, совершенно не задумываясь, куда идет и что с ней будет дальше, не имея понятия ни о времени, ни о пространстве. Просто шла — и вдруг остановилась, пораженная тем, что увидела. Пятиэтажный дом, стоящий слева от дороги, казалось, ничем не отличался от сотен точно таких же домов, если бы… Если бы не знакомый серый столб возле подъезда, красный кирпичный гараж, стоящий чуть наискосок, детские качели, покрашенные когда-то давно голубой краской, превратившейся теперь в подобие серой белковой накипи… Если бы не десятки мелочей, совершенно определенно говорящих ей о том, что она стоит возле дома, из которого убежала вчера вечером.

— Привет.

Его глаза смотрели совершенно спокойно, без малейшего удивления — как будто бы так и должно было быть, что она снова заявилась к нему в квартиру посреди ночи. Не то чтобы он ее ждал, но вообще-то предполагал, что она скоро снова появится…

— Извини, я…

Снова — никакого ответа.

— Я так и буду сама с собой разговаривать?

— Привет. Кажется, мы сегодня виделись.

— Это было вчера. Сегодня — это уже сегодня, — поправила она, пытаясь понять, что же он все-таки сейчас чувствует, о чем думает. — Я не вовремя?

— А ты когда-нибудь бываешь вовремя? Как снег на голову, в своем репертуаре… Проходи, раз пришла.

Он посторонился, отошел от двери. Немного поколебавшись, она все-таки вошла, проклиная себя за то, что минуту назад вообразила себе какую-то чепуху — будто бы все это не случайно. Случайно, не случайно — какая теперь разница? По крайней мере со стороны она выглядела полнейшей дурой. Несколько часов назад сама же его прогнала, при этом ни секунды ни о чем не жалея, а теперь заявилась к нему посреди ночи. И не потому, что хотела, а потому, что ноги сами принесли… Что же, так ему и объяснить? Нелепо, глупо…

— Как ты себя чувствуешь? — Он снова появился в коридоре, сон как рукой сняло. Она улыбнулась.

— Саша, ты меня извини… Я тебя, наверное, разбудила.

— Это не самое ужасное, что может случиться в жизни. Мне все равно через пару часов нужно было вставать — какая разница. — Он махнул рукой и добавил: — Да ладно тебе, не смущайся так сильно. Правда, ничего страшного. Насколько я понимаю, ты сбежала из больницы?

— Сбежала, — подтвердила она, — это было просто невыносимо! Знаешь, мне казалось, что я нахожусь в каком-то замкнутом, безвоздушном пространстве, аж дышать трудно было…

Они сидели на кухне. Молча разлив чай, он достал из шкафа печенье, поставил на стол.

— Ты, может, есть хочешь?

Она отказалась:

— Может, и хочу, но не чувствую… Что мне делать, скажи?

Он вздохнул.

— О чем ты, Алена?

— Я — обо всем. Я здесь совсем одна, в чужом городе… Что мне дальше делать?

Он пожал плечами.

— Твой Максим скоро появится, наверное. Ты же в это веришь.