Но это еще не все. Александр Иванович Орлов, готовясь к подаче кассационной жалобы, имел право ознакомиться с протоколом судебного заседания. Лишить этого права его не могли, однако для того, чтобы протокол оказался напечатанным на машинке, нужно было бы ждать довольно долго, а кассационный срок невелик, по тогдашнему закону — всего десять суток с момента вынесения приговора. Поэтому Александру Ивановичу предоставили рукописную запись, сделанную секретарем судебного заседания в ходе слушания дела, а уж Орлов-старший выписал оттуда все, что физически мог успеть. Успел он много. И теперь Борис Александрович имел полную возможность убедиться в том, что в описательной части приговора есть некоторые несовпадения с протоколом — фактически со стенограммой судебного заседания. В приговоре, например, как и полагается, указываются имя, отчество, фамилия свидетеля, год рождения и место проживания, в протоколе же места проживания не было. Ошибка секретаря? Возможно. Но как-то странно она ошибалась: по шестерым свидетелям вся информация в протоколе есть, а по двоим — нет. Именно по тем двоим, чьи показания зачитывал обвинитель по материалам уголовного дела. По тем двоим, которые утверждали, что пьянство и скандалы с рукоприкладством начались в семье Песковых за год до убийства.

Что сказала бы обладающая хорошей памятью, внимательная и въедливая соседка Песковых, если бы перед судом встал человек и начал рассказывать, что живет в квартире 37 и далее по тексту? Она бы заявила, что этот человек в их доме не живет, а в квартире 37 проживает Клавдия Васильевна. Нет, такое дело не годится. Да и Бобрики с Красавиной, и Полянычки могли удивиться. Пусть они не такие внимательные и не так хорошо знают всех жильцов дома, но все-таки риск есть, не говоря уж о присутствовавшей в зале публике: людей нельзя было не пустить на заседание, никаких оснований объявлять слушание закрытым не усматривалось, а сколько среди них могло оказаться соседей Песковых, которые тоже отреагируют на неизвестные фамилии? Поэтому представитель прокуратуры обошелся нейтральной формулировкой «свидетель Юхнова, такого-то года рождения, показала». А кто такая эта Юхнова и где живет, присутствующим в зале суда знать не обязательно. Может, подружка погибшей Кати, или дальняя родственница, или сослуживица. Именно так и оказалось записано в неотредактированном варианте протокола. А в приговоре все уже было как нужно.

Что произошло? Зачем это было сделано? Кому-то было очень нужно, чтобы в убийстве Екатерины Песковой признали виновным ее мужа Вадима? Для чего? Чтобы вывести из-под обстрела истинного убийцу? Но получается, что этот истинный убийца — фигура очень и очень значительная, потому что в дело пошли подлог и фальсификация, о которых знали и следствие, и прокуратура, и, скорее всего, суд. В уголовном деле появились показания двух несуществующих свидетелей, проживающих якобы в одном доме с потерпевшей, с обвиняемым и со всеми остальными свидетелями. И именно показания этих свидетелей создают у следствия и суда неприглядную картину того, как на протяжении года происходит мучительный распад прежде благополучной семьи, Вадим постепенно спивается и деградирует, превращаясь из любящего мужа в монстра и чудовище. Без ведома следователя эту аферу было бы не провернуть, ведь он, проводя допрос свидетеля, обязан посмотреть его паспорт и вписать паспортные данные в протокол. И без участия гособвинителя никак не вывернешься, ведь нужно же как-то объяснить ему, почему не рекомендуется, зачитывая показания свидетелей, оглашать в судебном заседании их фальшивые адреса. И судью нужно предупредить, чтобы не вздумал счесть показания этих свидетелей настолько важными, что встанет вопрос о переносе судебного заседания до появления возможности их личного присутствия. Те, кто был заинтересован повесить убийство Екатерины Песковой на ее несчастного мужа, обставились со всех сторон. Молодцы!

И похоже, Александр Иванович Орлов все это просчитал и понимал. Потому и не стал, во имя благополучия своей семьи и семьи сына, копать глубже. А Борис-то все время думал, что отец искренне считал Вадима Пескова виновным…

Так кто же убил мать Игоря? Вероятнее всего, любовник. Или законная супруга этого любовника. Одним словом, кто-то из той среды, в которой Екатерина так любила вращаться и заводить знакомства. Кто-то достаточно высокопоставленный и имеющий очень сильные связи. Ну, или очень много денег. За три месяца допиться от полного здравия до состояния, в котором можно убить, сложно. Не очень правдоподобно выглядит. А вот за год — вполне реально.

Получается, Игорь был совершенно прав, когда не верил в то, что его отец — убийца. И вся его фанатичная борьба за восстановление справедливости не была бессмысленна.

Айпад запиликал сигналом: Орлова вызывали в скайпе. Борис Александрович ответил на вызов, пристроил гаджет так, чтобы в камеру попало его лицо, достал свои записи и приготовился к докладу.

Пришлось создавать видеоконференцию, чтобы в обсуждении могли поучаствовать и Дзюба, и застрявший в пробках адвокат Орлов. Вера Максимова приехала первой и терпеливо ждала возле подъезда: ключей от квартиры Ионова у нее не было. Она ежилась от холода и надвигала поглубже капюшон, чтобы спрятать лицо от ледяного дождя, смешанного со снегом. Большаков тоже выехал заранее, и хотя приехал позже Веры, но все равно, когда они поднялись в квартиру, до назначенного времени сбора оставалось еще минут двадцать.

— Замерзла? — спросил Константин Георгиевич, заметив, что Вера не стала снимать куртку. — Давай пять капель горячительного налью в рамках профилактики простуды.

От спиртного Вера отказалась.

— Лучше потом. Сейчас нельзя мозгами рисковать, момент ответственный.

Большаков включил компьютер, проверил скайп, произвел все необходимые манипуляции, которые позволят Орлову и Роману подключиться к общему разговору. Ему хотелось поговорить с Верой о том, что его тревожило, и Константин Георгиевич решил, что сейчас момент вполне подходящий. И время есть, и третьих лиц нет. Шарков звонил недавно, приедет точно ко времени, а то и опоздает минут на пять-десять.

— Как ты думаешь, мне не нужна помощь специалиста? — спросил он прямо в лоб.

Вера удивленно посмотрела на него, вытащила руки из рукавов куртки и накинула ее на плечи.

— Специалиста в чем? В какой области?

— В психологии, не знаю… Или уже в психиатрии.

Она уселась в кресло, поджав под себя ноги, запахнула полы куртки.

— Поконкретнее можно? Костя, мы с тобой знакомы пятнадцать лет, давай без экивоков.

— Ну, если без экивоков… Ты мне скажи как психолог: я не произвожу впечатления человека, у которого есть проблемы с психикой?

— Нет, не производишь. А должен?

Большаков глубоко вздохнул и рассказал о своих страхах. Жена хочет усыновить ребенка. А он боится, ему кажется, что он не сможет еще раз пройти через то, что пришлось пережить, пока росли и взрослели Лина и Славик. Он понимает, что Юлии Львовне этот ребенок необходим. Он все понимает. Но он боится. И ему кажется, что страхи его имеют нездоровую природу.