вставать с постели – куда угодно, лишь бы не туда, в ужасающие своей непредсказуемостью глубины сознания. Но Вам лучше отдохнуть без снов вообще – сегодня будет тяжёлый день.

– Да, понедельник же… – Протянул я, не зная, что ответить.

Он кивнул и вышел из «Феникса». Через пару шагов я окликнул его:

– Слушайте!

Он повернулся ко мне, посмотрев в глаза удивлённым взглядом. Я замялся, но всё же сказал:

– Вам просто нужно занять себя чем-то. Найдите работу, заведите девушку, путешествуйте, исследуйте, творите. Если у Вас есть время думать о таком, Вы просто недостаточно загружены.

– Все в порядке, – сказал он, улыбнувшись, – ведь у меня в жизни уже всё было.

В этот момент он почему-то показался мне старше. У глаз проступили морщины, в голосе стали отчетливо слышны хрипы, сам он словно сморщился, будто ему было не около двадцати пяти, а уже глубоко за шестьдесят. Он достал руку из кармана, помахал ею на прощание и ушёл за угол.

А я не смог вспомнить, есть ли вещь, которой не было в жизни у меня.

Понедельник и многие дни после него.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Поиски Пана продолжались недолго: в ночь с воскресенья на понедельник следователи обнаружили его тело с двумя пулевыми ранениями в область, где должно было находиться сердце – убийца смог доказать, что Пан всего лишь человек.

Я практически не знаю деталей – Павел, на которого, как он и предсказывал, причинам пало подозрение, посвящал меня в дело неохотно. Я понимаю его – особой радости в том, чтобы судачить о смерти единственного близкого родственника, столь много для него сделавшего, не было – тем более, что я, по логике следствия, и меня вызывавшего на достаточно формальный допрос, должен был быть рад смерти Пана. Однако я не радовался – я почему-то продолжаю верить в то, что счастье на чужом горе не построить.

Но вернёмся к деталям. Многое в этой истории кажется мне странным: например, что делал Пан на другом конце города один ночью? Почему у него была рассечена бровь – не пулей притом, как утверждает Павел, рана появилась задолго до смерти. Что он делал в ночь с субботы на воскресенье и, что более важно, с пятницы на субботу – ведь пропал он именно в субботу, а смерть, как показало вскрытие, наступила вечером в воскресенье. Дальше – почему он был убит в городе, рядом с жилыми домами, где точно не должен был находиться, раз уж уехал в «командировку» – почему?

К слову о жилых домах: так уж вышло, что Дмитрий, также допрашиваемый следователями, жил в нескольких подъездах до места, где нашли тело, однако ничего помимо этой детали не связывало клерка и его босса – поэтому первый был отпущен, а второй похоронен, став первым нераскрытым криминальным трупом в городе за долгое время.

Возможно, лишь два человека в мире: я и брат Дмитрия, которого он так и не привёл в «Феникс», знали о пистолете. Я не стал спрашивать Дмитрия о нем – мы вообще не поднимали эту тему в последующие редкие встречи, но я до сих пор задаю себе вопросы о причастности Дмитрия к смерти Пана: куда именно Дмитрий выбросил пистолет? Выбросил ли он его вообще? Какой калибр был у этого пистолета? Умел ли Дмитрий стрелять? Порой я сомневался, что он вообще существовал, а порой мне казалось, что все улики указывают на клерка – так или иначе, я не стал травить и без того искалеченную душу Дмитрия своим недоверием.

Так и не став главой компании, он ожидаемо тяжело переносил следствие, болезненно отзывался на вопросы о работе – поэтому его решение в итоге уехать из города лично для меня выглядело логичным и взвешенным. В последнюю нашу встречу я с удовольствием отметил про себя, что эти потрясения что-то сломали в тонкой душевной организации Дмитрия, заставив его перестроить себя изнутри. Рамки если не рухнули окончательно, то разошлись, и Дмитрий, воспользовавшись этим, осторожно встал на путь поиска гармонии.

Меня поразил панк – выписавшись из больницы, он ушёл в месячный запой без видимой на то причины. Я не верил в гипотезы врачей относительно пост-травматического синдрома – Лёху что-то грызло изнутри, что-то не связанное с аварией и больницей, что-то, чего он так и не выдал. Заливая горе спиртом, он, однако, не потерял чувство меры, своевременно вернувшись в обычный ритм и к обычным делам: бизнесу, залу, року, «Фениксу».

Любовники таки переехали в новую квартиру, поженились и теперь посещают «Феникс» намного чаще – мы готовим договор о купле-продаже, по которому владельцем «Феникса» станет Дмитрий, а я стану наконец просто барменом, который будет протирать стаканы и говорить «Я знаю его».

Что же до Оли, то она, судя по приятной округлости и плавности в движениях, которая проступила только недавно, ждёт ребёнка. Её энергия никуда не делась – она просто стала рациональнее расходовать её, растягивая слова и не тратя силы, словно распределяя их так, чтобы хватило на двоих.

Павел стал главой компании Пана и совершенно не противился продаже злосчастной для его семьи площади, на которой находится «Феникс», компании Николая. Не откройся мне он в ту субботу, я бы сказал, что закусочная напоминает Павлу о погибшем дяде, однако в его деле подобные эмоции неприемлемы, ибо они вредят бизнесу.

Сергея и молодого человека, приходившего в ночь с воскресенья на понедельник, я больше не видел – первый улетел к дочери в США и периодически звонит мне, рассказывая про различия в укладе жизни двух народов; второй просто испарился, будто никогда и не жил в нашем городе.

Что же случилось с «Фениксом»? Что случится? Судьба ли нас ведёт, или это мы идём, создавая её?

Я не знаю. Я просто бармен в закусочной «Феникс», которая, зайди Вы к нам, западёт в Вашу душу – откуда мне знать что-либо про такие глобальные вещи?

Быть может, знаете Вы? Если знаете, или же пытаетесь узнать, или готовы убедить меня в том, что все эти мысли – блажь и ребячество: так или иначе, я жду Вас и Вашей истории, которая, будучи ещё одной искрой в пламени «Феникса», поможет ему не погаснуть никогда!