– Многие улики, которые оставил призрак, связаны с водой. Как вот это. – Я взяла промокший листок бумаги с папиными исследованиями. Он разорвался прямо у меня в руках, и половина шлёпнулась на пол. – Почему в ванной оказались именно эти бумаги? Почему не твои или мои? И зачем писать цифру 396 в ванной, а не на стене в гостиной, где она будет более заметна?

Сэм не ответил, и я продолжала:

– Вода. Он пытается нам сказать, что вода очень важна.

Мой брат уставился на бумагу на полу.

– Если ты права, то нам надо выяснить, кто он и чего хочет, иначе у нас больше не будет дома.

Я оглядела затопленную ванную и глубоко вздохнула.

– Знаю. Кажется, он очень рассердился.

– Или он просто напуган. – Сэм прекратил вытирать пол и посмотрел на меня.

Напуган… Все время от времени испытывали страх. Взрослые, дети, старые, молодые – мы все боялись, и если маленький мальчик, преследующий меня, действительно погиб на пароходе «Истленд», значит, он был ужасно напуган. Мне стало грустно.

– Ласаль и Уокер, – сказала я.

– Что это? Это там затонул пароход? – спросил Сэм.

– Да. Именно там проезжал автобус, когда папа рассказывал про «Истленд». Мы должны туда пойти. Узнать, не оставил ли призрак каких-нибудь улик. Или… – Я замолчала, боясь сказать вслух то, что вертелось у меня на языке, – не появится ли он. Пришло время проверить нашу гипотезу.

Сэм поднялся и бросил полотенце в ванную. Там уже лежало не меньше пары десятков мокрых полотенец.

– Завтра после школы?

– Разве ты не идёшь на хоккей?

Сэм проверил телефон и что-то невнятно пробормотал.

– Да, но это важнее. Это вопрос жизни и смерти.

Вопрос жизни и смерти. Его слова эхом отозвались у меня в голове. Как мы до этого дошли?

– Успокойтесь и ещё раз расскажите с самого начала, что случилось? – попросил папа, заходя на кухню. Он упёрся руками в бока и ослабил галстук. Мама стояла у него за спиной. Она наморщила нос, и я тут же поняла, что она учуяла сгоревшее жаркое.

– Вода перелилась через край ванны, – угрюмо ответил Сэм. Я поморщилась и бросила в мусорное ведро ещё несколько сгоревших кусочков жаркого. – Мы тут же вам позвонили и сделали что могли, но всё очень плохо.

– Насколько плохо? – обеспокоенно спросила мама.

– Весь ковёр наверху промок, – ответила я. – Воды было так много, что она начала течь по лестнице. – Я вспомнила звук первых капель и то, как ужасающе похож он был на звуки в школьном туалете, когда краны открылись сами собой. Это не могло быть совпадением. Просто не могло.

Я заметила, что папино лицо покраснело на несколько оттенков, когда он направился к гостиной. Мне было стыдно. Ужасно стыдно. Слёзы начали капать из глаз, прежде чем я смогла их остановить. Это всё моя вина.

Поскольку хуже быть уже не могло, я решила рассказать маме про ящик и промокшую одежду. Одежду, с которой я ещё ничего не сделала. Она озадаченно посмотрела на меня.

– О чём ты говоришь?

– Моя одежда! Она вся промокла и сейчас, наверное, уже покрылась плесенью, – закричала я. Мама была ни в чём не виновата, и я это знала. Но мне было очень страшно. К тому же я ужасно устала.

– Утром я постирала бельё, Клэр, и положила чистые вещи в твой ящик. С ними всё было нормально, – спокойно ответила мама.

– Это невозможно, – ответила я. – Я видела это собственными глазами.

Она пожала плечами.

– Ты уверена, что это тебе не приснилось, милая?

Я фыркнула. Чтобы вам что-то приснилось, вы должны спать, а я уже несколько дней не спала.

Нет, мне это не приснилось. И я не перевозбудилась и ничего не придумала. Как не придумала и другие странные вещи, происходящие в нашем доме.

– Клэр! Сэм! Сейчас же идите сюда! – Папин голос снова вернул меня к нашей проблеме.

Мы с Сэмом вошли в гостиную. Мама шла за нами. Папа стоял на середине лестницы. Увидев нас, он покачал головой.

– Не понимаю, о чём вы думали?

– Мы этого не делали, пап… – начал было Сэм.

Я была готова на всё, чтобы помешать ему сказать правду, но папа меня опередил. Он поднял руку, и его лицо стало суровым.

– Когда вы позвонили, я работал в библиотеке, а ваша мама доставляла важный заказ. Мы всё бросили и помчались домой. – Папа вздохнул и провёл рукой по взъерошенным волосам. – Это что, какая-то запоздавшая первоапрельская шутка?

– Шутка? – переспросила я. – Почему ты так говоришь?

– Потому что наверху нет никакой воды, Клэр.

Я не могла произнести ни слова. Мой мозг как будто отказывался управлять языком, и я лишь с недоумением смотрела на папу.

– Нет воды? – спросил Сэм, вытягивая шею, чтобы заглянуть на лестницу. – Серьёзно? Ты видел ванную? И ковёр в коридоре?

– И твои бумаги, – добавила я. – Я положила их сушиться в раковине. Чернила расплылись, и было невозможно разобрать слова.

Папа посмотрел на маму, а потом перевёл взгляд на нас.

– Ковёр сухой. Мои бумаги тоже сухие. Наверху ничего нет.

Я тревожно посмотрела на лестницу.

– Это невозможно.

Это невозможно. Мы вчетвером видели воду. Вчетвером больше часа пытались её вытереть. Мы не могли этого придумать.

– Хватит. Прекрати, Клэр! – перебил папа и обменялся сердитым взглядом с мамой.

– Зачем вы придумали такую ужасную историю? – спросила мама.

Внезапно мне показалось, что я в полицейском участке и меня допрашивают по поводу преступления, которого я не совершала.

Сэм пристально смотрел на меня, наверное, пытаясь сообразить, что нам делать дальше. У нас было всего два варианта: сказать правду о призраке в доме или солгать, что история о воде в ванной была всего лишь шуткой. Оба варианта были проигрышными.

Мы молчали. Мама ущипнула себя за переносицу и застонала.

– Ладно. Пока вы не захотите сказать нам правду, вы будете наказаны и будете сидеть дома.

Наказаны? У меня отвисла челюсть. Раньше меня никогда не наказывали. Может быть, пару раз я была на волоске от наказания за слишком язвительный ответ, но этого так никогда и не случилось.

Я прошла мимо мамы и Сэма, и мне внезапно стало так больно, как будто моё сердце разрезали пополам. Когда я уже было решила, что худшее позади, папа схватил меня за локоть.