Теперь Людовико занялся укреплением своей власти, к которой он так долго стремился. Тассино оказался первым и самым сложным препятствием на этом пути. Его влияние было весьма значительным, поскольку при поддержке увлекшейся им герцогини ему удалось назначить своих ставленников на все возможные посты. Наглость его становилась невыносимой. Даже гвардия состояла из его людей. Но Роккетта, внутренняя крепость Миланского замка, оставалась под командованием верного Филиппо дельи Эустакки, который поклялся передать ее только самому Джан Галеаццо, когда тот достигнет совершеннолетия. Пока крепость находилась под контролем Эустакки, Тассино не мог чувствовать себя в безопасности, поэтому он обратился к Боне с просьбой передать командование его отцу, которого он уже сделал членом Совета. Однако Эустакки заявил, что никто не сможет его заставить нарушить его клятву и сдать Роккетту кому-либо, кроме молодого герцога. Почувствовав опасность, Людовико со своими друзьями перевели герцога и его брата в Роккетту и оставили их на попечении Филиппо дельи Эустакки. Теперь герцогиня ничего не могла поделать. Тассино пришлось уехать, и он отправился в свою родную Феррару с доверху набитыми карманами и с пылкими рекомендательными письмами от Боны. Та, узнав об его отъезде, пришла в отчаяние и, совершенно позабыв о своем достоинстве, твердила о своем желании следовать за ним.

Гибеллины из местных дворян, помогшие Людовико прийти к власти, едва ли были довольны его отношением к ним. Они обратились к Асканио — весьма популярному в Милане прелату, ставшему к тому времени папским легатом. Людовико счел целесообразным арестовать его и выслать в его епархию в Павии, лишив тем самым городскую знать всякой власти в своем герцогстве. Асканио же вскоре вернулся в Милан.

Тем временем Людовико подвергал несчастную Бону дальнейшим унижениям, принуждая ее отказываться от все больших привилегий и прав. Несмотря на то что Джан Галеаццо исполнилось только двенадцать лет, он был объявлен дееспособным и, разумеется, мог подписать любой документ, какой заблагорассудится его дяде. Таким образом был упразднен даже двор герцогини, поскольку она постоянно жаловалась своим дамам на плохое обхождение с ней. В результате она объявила о своем желании немедленно покинуть Милан. Подписав документ, в котором она отказывалась быть опекуншей своего сына, Бона намеревалась отправиться в Пьемонт. Однако, проехав не далее Аббиатеграссо, Бона дала понять, что останется там и превратит этот замок в свою резиденцию. Представляется весьма вероятным, что вскоре после этого она участвовала в заговоре против Людовико (кто станет обвинять ее в этом?), и затем потребовалось все влияние французского двора, чтобы замять скандал. Людовико стал опекуном, и в конце 1480 года облаченный в бархатную мантию Джан Галеаццо был провозглашен герцогом на торжественной церемонии в Дуомо.

Теперь Людовико мог быть спокоен, поскольку положение его стало законным и признанным ведущими партиями. На самом деле гораздо больше его волновали старые друзья, особенно Роберто Сансеверино. Возможно, этот вспыльчивый воин полагал, что сможет управлять Моро. Его приводила в ярость одна только мысль о том, что он окажется на вторых ролях или же вовсе будет оттеснен от власти, но он не мог соперничать с Людовико в придворных интригах. Однажды в сентябре 1481 года он явился на заседание Совета и потребовал увеличить ему жалованье. Встретив возражения со стороны членов Совета, он в гневе обрушился на них с угрозами и проклятиями, затем выбежал из зала заседаний и поскакал из Милана прямиком в свой собственный город Кастельнуово — поступок, вполне соответствующий нравам прежних кондотьеров. Здесь он начал налаживать отношения с другими недовольными, в особенности с Фьески из Генуи. Для его осады был послан Констанцо Сфорца, правитель Пезаро, состоявший тогда на службе в Милане. Сансеверино был вынужден бежать в Венецию, где военного с его репутацией всегда ожидал теплый прием.

Вскоре после этого, в 1481 году, началась война за Феррару, которую рассчитывали поделить между собой Венеция и римский престол. Тройственный союз Милана, Флоренции и Неаполя выступил в защиту Эрколе д'Эсте Феррарского. Его отказ пропустить по своей территории отряды венецианцев, продвигавшихся к еще одному миланскому мятежнику, Пьетро Мария Росси, был воспринят республикой как casus belli (повод для войны). Венецианцами командовал Сансеверино, союзниками — Федериго Урбинский. Во время этой кампании Федериго, находившийся в Ферраре, скончался спустя несколько дней после Роберто Малатеста из Римини. По-видимому, причиной смерти обоих стала малярия, хотя, как обычно, появились слухи о том, что Малатеста был отравлен в Риме. Несмотря на то что они сражались за противоборствующие стороны, доверие одного из этих кондотьеров к другому было столь велико, что каждый из них назначил своего противника опекуном своих детей.

Венеция, покинутая Римом в весьма сложном положении, показала себя опасным соперником не только в сражениях, в ходе которых венецианцам удалось продвинуться вплоть до парка Феррары, но и в интригах. Папа бросил своих союзников отчасти из страха перед собиравшимся в Базеле собором, отчасти из-за нежелания способствовать усилению Венеции. В действительности он вовсе не хотел, чтобы венецианцы укрепились в Ферраре или в Романье. Они и без того были слишком сильны, чтобы считаться удобными соседями. Венеция не только старалась склонить жителей Гризонса к вторжению в Ломбардию и побудить недовольных к восстанию, но и обратилась также за помощью к Франции. Отношение Людовико к Боне возбудило немалое возмущение при дворе ее сестры[31], однако французский король Людовик XI не пошел дальше требования выплачивать ей пенсию и обходиться с ней в соответствии с ее рангом. После восшествия на престол несовершеннолетнего Карла VIII Венеция принялась убеждать Францию в законности претензий анжуйской династии на Неаполь, и даже в правах герцога Орлеанского на Милан[32]. И если ответственность за обращение к французам лежит на Людовико Сфорца, то справедливости ради следует признать, что вовсе не он был первым, кто попытался это сделать.

За покушением на жизнь Людовико в 1483 году, не удавшимся только благодаря случайному стечению обстоятельств, также почти наверняка стояли венецианцы, хотя непосредственными его инициаторами были некоторые из недовольных гибеллинов. Их заветной целью было восстановление власти герцогини Боны. И снова в качестве места покушения выбрали церковь. В день Св. Амвросия герцог Бари всегда посещал мессу в церкви Св. Амвросия, и заговорщики решили убить его почти тем же способом, которым был убит его брат. Даже после смерти Галеаццо Мария члены семьи Сфорца не сочли необходимым усилить меры предосторожности, что свидетельствует о степени их доверия к преданности миланцев. Заговорщики ожидали у главных дверей храма, но там столпилось множество народа, и Людовико прошел через боковой притвор, избежав нападения. Поскольку заговор не раскрыли, было решено предпринять следующую попытку нападения в замке. Но когда Луиджи Вимеркато остановился у огня в одной из зал, под его плащом на свету стал заметен кинжал без ножен. Он был арестован и под пыткой признался во всем, раскрыв имена своих сообщников, большая часть которых бежала из города. Казнили одного только Вимеркато. Другой заговорщик, Пазино, был подвергнут пытке и приговорен к пожизненному заключению, причем каждый год в день Св. Амвросия, в очередную годовщину покушения, его секли плетью, чтобы освежить его память о преступлении.