Гости пока не приступали к трапезе, они развлекались предложенным их вниманию зрелищем. Полный зал народа, человек сорок или пятьдесят. Женщины в пышных вечерних платьях, мужчины в смокингах и дорогих костюмах. Приличное общество, не иначе. Многие в масках – козлов, баранов, лягушек, страшноватых сов, каких-то невиданных жутковатых чудищ. Люди смеялись, рукоплескали, оживленно переговаривались между собой. Кто-то восклицал «Браво!», кто-то требовал повтора. Меж кучками гостей метался юркий тип – с повадками распорядителя придворного бала. Надрывно хохотала полноватая блондинка, обвисший бюст которой не могло спасти даже смелое декольте. Снисходительно улыбалась тощая старуха с бескровным пергаментным лицом в усыпанном бриллиантами кринолине. Ее крохотная головка торчала из кружевного жабо, как голова мартышки из тарелки гурмана…

Он видел, как задрожал, выходя из ступора, Павел. Надоело быть памятником, повернул к Артему украшенную трупными пятнами физиономию.

– Что это?

– Засада, – прошептал Артем, – нас поимели…

Скинув верхнюю половину маскарадного костюма, обернувшись заурядным венцом творения, раскланивался перед публикой «дьявол» – бритый наголо мужчина средних лет. Из-за спины возникла гибкая, как веточка, Аэлла в серебристых ниспадающих одеяниях, с распущенными волосами, обвилась вокруг Артема.

– Милый, – проворковала нежно на ухо, – ты так испугался. Ах, как мне тебя жалко, бедненького…

Страх не проходил. От близости дьяволицы делалось совсем муторно. Он не чувствовал конечностей. Гости, удовлетворив свои естественные потребности в зрелище, распадались на кучки, стали разговаривать. Кто-то полез за стол. Подошел Ватяну в длинной темно-синей мантии, спадающей крупными рельефными складками, пытливо посмотрев на одураченных, поплыл к гостям. Приблизился Гурвич в строгом деловом костюме, с выступающим из нагрудного кармана уголком шелкового платочка. Насмешливо уставился.

– Какие же вы неугомонные, господа. Ну что ж, прекрасная доказательная база, гм… Вы никогда не задумывались, почему камень, брошенный в воду, всегда оказывается в центре круга?

– Да пошел ты, – буркнул Павел.

– Ах, как грубо, – проворковала Аэлла, осоставила в покое Артема и вопросительно уставилась на Гурвича. Посылать на три буквы ответственных лиц в этом «государстве», видимо, считалось моветоном.

Непонятно, что за муха укусила Фельдмана. Посчитал себя незаслуженно оскорбленным? Бледный шанс добиться реванша пока имелся. Подходили двое здоровенных ребят в отороченных меховой опушкой рясах. Но до них еще было далеко. Павел оглянулся, за ним и Артем. До двери три шага. Есть только миг. Пробиться в хреновы лабиринты, уйти в партизаны…

Но мига больше не было! Гурвич поздно среагировал, удар тренированным кулаком опрокинул его навзничь. «Вот это по-нашему, по-человечески», – подумал Артем. Дернулась Аэлла – Артем влепил ей локтем под дых (тоже муха укусила?). Бросился к двери, запнулся – как всегда некстати, извернулся в падении, рухнул на бок. Один из бугаев уже проделал с разбега гигантский прыжок, взмыл в воздух, взметнулись полы рясы. Покатились с Фельдманом рычащим клубком. Пространство утонуло в соленых пролетарских матюгах. Подбежал второй, свалился на тех двоих. Разъяренная фурия летела на Артема, сверкая глазами. Он махнул ногой – подниматься уже не было времени, подсечка прошла, но пользы не было: пластичное женское тело свалилось на него, затрещала грудная клетка, вспыхнула переносица, «обласканная» острым локотком. Удавка стиснула горло. Последнее, что он помнил прежде, чем удалился от дел – мстительное шипение безумной девы, глаза, источающие холод и пламя. А еще за кадром радостно хлопали зрители, весьма довольные продолжением концерта…

Довольно долго его сознание неприкаянно болталось вдали от тела – как корова по улицам индийского города. Странный способ существования. Случались проблески, и снова все тонуло в трясине. Его куда-то волокли, вроде бы не вниз головой, но казалось, что голова бьется о ступени. Мимо табличек «Выхода нет», «Посторонним вход воспрещен». Мимо уродливых карликов и гипертрофированных великанов. Мимо стада винторогих баранов, которые норовили поддеть его на рога. Его бросали в пропасть, он извивался, кричал, что у него нет крыльев, допуска к полетам… Его выстреливали из пращи – Давидова оружия против Голиафа – он летел, кувыркаясь, покорно сложив лапки. Мимо летали такие же – кто вверх, кто вниз. Видно, праведники возносились в рай, а грешники низвергались в ад. Потом была пустыня, и страшно хотелось пить, он лежал, глотая зной, а по соседнему бархану тянулись в сером рубище шесть библейских пророков: Моисей, Давид, Иеремия, Захария, Даниил, Исайя. Потом был чуткий сон, когда он слышал собственный храп и голоса склонившихся над ним людей. Видимо, обсуждали его нелегкую судьбу…

Сон закончился вспышкой яркого света. Потом свет умерили. На него смотрели умные проникновенные глаза. Он видел только глаза, лицо человека непонятным образом ускользало. Допрашивать будут, – мелькнула здравая мысль. Самое время. Он напряг всю свою заспанную волю, волоком потащил тяжелую чугунную заслонку, закрывающую нишу с информацией о Европейском тайном судилище и лично покойном господине Ангерлинке…

– Ваше имя, фамилия, отчество? – вкрадчиво справлялся человек, ведущий дознание. Он, видимо, считал себя профессиональным суггестором.

Он отвечал, как на духу – в тысячепервый раз. Он контролировал сознание, собирал все, что оставалось в сухом остатке, выстроил барьер, дальше которого – ни ногой. Он отвечал расслабленно, едва ворочая языком. Вся жизнь за последний год. Кошмарные события, участником и очевидцем которых ему посчастливилось стать…

– Где находится картина Брейгеля «Торжество истины»? – доверительно выспрашивал собеседник.

– Западная Швейцария, кантон Ормон… – бормотал Артем, – городок Мартиньи… Улица Мон-Пегасс, дом тридцать, банк «Летуаль», сейф также под номером тридцать…

– Кто имеет право вскрыть ячейку?

– Только я… На основании двух документов, удостоверяющих личность… А также после проверки биометрических данных – отпечатков пальцев и радужной оболочки глаза…

– Если с вами что-то приключится – кто имеет право вскрыть ячейку?

– Павел Фельдман…

– Если с Павлом Фельдманом что-то приключится?

– Никто не имеет… Аренда ячейки оплачена на два года вперед. Когда закончится срок и в течение месяца не появится кто-либо из нас, ячейку вскроет специальная комиссия из представителей министерства финансов, и картина, по всей видимости, перейдет в собственность государства…

Были еще какие-то вопросы, были попытки поймать его на нестыковках, но классического допроса с пристрастием почему-то не было. Его оставили в покое, он начал уж было приходить в себя, осматриваться. Мрачный каземат – вроде тех, что показывают в фильмах про Брестскую крепость. Обстановка – сущий минимализм, если не замечать подозрительное устройство, совмещающее деревянные и металлические детали и являющееся нечто усредненным между электрическим стулом и компактной дыбой. Из ниоткуда выросли добры молодцы и вытолкали в коридор. Артем не возражал – устройство не внушало симпатии…