– Илья, вы меня смущаете. – Мила посмотрела на него внимательно. Она глядела ему в глаза, чтобы он не мог отвести взгляда, чтобы он рассмотрел ее хорошенько, чтобы он точно увидел ее лицо. Чтобы он понял, что она никакая не красавица, а даже наоборот. Илья вынужденно всмотрелся в ее лицо и ничего не понял. Опять перед глазами стояла фигура в тонком платье, угадывилась гибкость и сила тела, а еще от нее пахло чистотой. Не духами, не мылом, не чем-то красиво-химическим, а именно чистотой. Словно это сильное тело сначала вымыли, а потом ветер и солнце обсушили его. Илья почувствовал, что сходит с ума. Он вдруг захотел эту женщину, как не хотел ни одну из своих красивых подруг, с которыми обычно знакомился на работе и с которыми, как правило, встречался очень недолго.

– Я пойду. – Мила отвела взгляд. Она как будто поняла, что происходит с Ильей. Он от этого страшно покраснел.

– Да, конечно. Можно я вам позвоню. – Это было сказано другим тоном, просительным.

– Позвоните, – пожала плечами Мила и продиктовала телефон.

В этот вечер Илья очень невнимательно обсуждал заявление министра здравоохранения.

– Ты слышишь! Они собираются запретить ввоз винограда! Они совсем с ума сошли! – поделилась информацией мать.

– Да, мама. Ничего страшного. Из Финляндии возить будем.

– Что?! Виноград из Финляндии? Когда там виноград рос?! – возмутилась мать.

– Ах, ну еще откуда-нибудь. Мама, я спать пойду, устал. – Илья чмокнул мать в щеку и ушел в свою комнату.

Чутье подсказало, что не стоит идти вслед за сыном и выяснять, что у него болит. Потому что болит у него то, что невозможно вылечить. Болит душа. Мама Ильи потеряла интерес к телевизору. Она посидела в тишине и сумерках, потом прошла на кухню, закрыла дверь и принялась стряпать пирог с вишней. «Завтра проснется, встанет, придет завтракать, а тут пирог его любимый. С кофе будет очень вкусно. А еще я сейчас скатерть поменяю на его любимую. С гусями. И можно ложечки другие взять. Вот и будет стол нарядный, красивый. И будет у нас все хорошо». Она сновала в запертом пространстве кухни, и ей казалось, что именно так она не выпустит, сохранит то, что составляло дух их дома.

Утром она, не выспавшись, поднялась раньше сына, сварила кофе, порезала пирог.

– О, вишневый! – бросил Илья на ходу, но в кухне не задержался. – Мам, где мои джинсы, те самые голубые.

– У тебя же сегодня совещание, какие джинсы! – возмутилась мать.

– Иногда можно и в джинсах. Даже хорошо подчеркнуть незначительность повестки, на которой настаивает Бородачев.

– Нет, так нельзя.

– Мам, где джинсы? – твердо и спокойно повторил Илья.

Инна Петровна достала джинсы, рубашку к ним, положила молча одежду на стул и вышла из комнаты. Она замолчала, а это означало, что она обиделась и идет на конфликт. Так она вела себя крайне редко, но это должно было стать сигналом для сына. Однако Илья решил все превратить в легкое недоразумение:

– Мам, пирог я вечером поем, а сейчас побегу. – Он собрался в мгновение ока. – Не обижайся на меня, иначе я целый день буду мучиться. А мне совсем не хочется мучиться. Я же ни в чем не виноват перед тобой.

Илья подхватил портфель, телефон и выскочил из дома. Мать видела, как он подошел к своей машине, сел в нее, но никуда не поехал. Однако в течение часа разговаривал по телефону, стоя под окнами своего дома.

Вечером Илья съел почти весь пирог. Ел с аппетитом, радостно, говорил много и весело. Мать слушала, кивала, улыбалась. Но не радовалась. Она понимала, что у сына что-то произошло, но к ней это не имеет никакого отношения. В прямом смысле слова.

Эти отношения начались с секса. Самого обычного, бурного, чуть спешного секса. Илья и Мила не ходили гулять в парк, не сидели в кафе, не вели долгих будоражущих кровь разговоров, которые приводят к близости. Они даже не ходили в кино или театр – часто эти мероприятия лишь имитируют интенсивность отношений. Ведь куда как проще молча посидеть, глядеть на сцену или на экран, думая о своем, а потом обсуждать увиденное. Сложнее вести разговоры о себе, сложнее пытаться понравиться, сложнее выстроить свою игру. У Ильи и Милы все вышло иначе. В то самое утро Илья позвонил ей и проговорил около часа. В конце разговора Илья спросил:

– Как вас найти, где вы живете?

– Зачем вам это?

– Я хочу с вами встретиться.

Мила промолчала.

– Нет, если вы не хотите, так и скажите! – Илья вдруг обиделся.

– Сами посудите, как я могу хотеть или не хотеть. Я же вас не знаю совсем.

– Я умею обращаться с банковскими автоматами, – заносчиво произнес Илья.

Мила рассмеялась:

– Могу предложить встречу на скамейке. Рядом с домом. Но потом я должна буду пойти на работу.

– Согласен! – Илья уже заводил машину.

Ожидая Милу у ее дома, Илья вдруг засомневался. Что-то необычное, похожее на некое помешательство, происходило с ним. Рядом, бок о бок с Ильей трудились и успешно создавали видимость деятельности красивые бойкие девушки. Иногда он с ними встречался, но никогда ради них не срывался с работы и не делал таких глупостей, как свидание у песочницы на детской площадке. «Черт, надо будет ее разглядеть получше!» – подумал он, но тут увидел, как вышла Мила из своего подъезда. Илья понял, что ему совершенно не важны цвет ее глаз и волос. У нее такое тело, такая походка, такая тяжеловесная и тем очень привлекательная грация, что он даже отвел глаза. Он побоялся выдать себя. «Черт! Как это у нее получается!» – подумал он.

– Добрый день! Что такое случилось, что вы примчались сюда?! – Мила рассмеялась.

«И что ей ответить?! – подумал Илья. – Что мне хочется с ней переспать?!»

– Ничего не случилось, мне хотелось вас увидеть. Просто.

Мила прищурилась:

– И все? Только увидеть?

– А что еще можно, если мы только общались пятнадцать минут?

– Ну, мало ли! У вас такой вид, словно вы должны мне сообщить что-то необыкновенно важное. Или неприличное.

– Скорее второе.

– Неприличное?

– Да. Хотя все относительно.

– Верно, и что же вы хотите мне сказать?

– Вы мне очень понравились, вы очень сексуальная, – произнося это, Илья чувствовал себя идиотом. Средь бела дня, на детской площадке, у песочницы он говорит женщине, что она его возбуждает.

– Господи, а я-то думала!

– Вас это не удивляет?

– А что же в этом такого странного?! Я женщина, вы мужчина. Бывает.

– И что же делать будем? – Илья растерялся. После его признания сделать они могли только то самое, что делают в постели мужчина и женщина. Или он мог потереть лицо, если бы Мила на это заявление ответила бы ему пощечиной.