Рэй поднял глаза и заметил, что мальчишка-подросток внимательно смотрит на него из-за стойки. Он допил свой кофе.

— Altro, signor?[16]

— No, grazie[17].

Рэй расплатился за кофе, потом пошарил в кармане и, выудив оттуда монетку в десять лир, оставил ее на блюдечке в качестве чаевых.

Это было днем девятнадцатого ноября, в пятницу, когда Коулмэн встретил Рэя Гаррета в аркаде на пьяцца. То, что Рэй прогуливался в одном из самых заметных мест в Венеции (не говоря уже о том, что днем раньше он посмел сунуть свой нос в бар «Гарри»), то, что Рэй самонадеянно считал, что Коулмэн побоится заговорить с ним или рассказать кому-нибудь о том, что он видел Рэя, повергло Коулмэна в самое что ни на есть отвратительное настроение, которое он пытался скрыть от Инес. Но это удалось ему лишь частично. В тот вечер Инес поинтересовалась, в чем дело, и, поскольку он не ответил ей ничего вразумительного, заявила, что он похож на человека, страдающего нервным расстройством. Это еще больше взвинтило Коулмэна.

В ту ночь Инес была с ним холодна — не дала даже обнять за плечи и поцеловать в щечку. Отвергнутый Коулмэн впервые спал в своей постели. На следующее утро, в субботу, во время завтрака раздался телефонный звонок. Звонили из полиции. Коулмэну предлагалось явиться в отделение на Пьяццале Рома к четырем часам. Коулмэну ничего не оставалось, как согласиться. Прогулка не обещала быть приятной, так как день выдался дождливый. Под порывами ветра дождь стучал в стекло словно крупная дробь.

Коулмэн сообщил Инес о том, что намерен сегодня делать, потом сказал:

— Давай съедем сегодня из этого отеля. Переберемся в другой.

— В какой? — спросила Инес с подчеркнутым безразличием.

— В «Гритти», например. Очень симпатичное местечко. Я как-то останавливался там.

На самом деле Коулмэн никогда там не жил, а лишь однажды заходил туда пообедать с друзьями. Но это не имело никакого значения. Его раздражало, что Рэй знает, где он живет, а он не знает, где живет Рэй.

— Как хочешь, — ответила Инес тоном, каким разговаривают с капризным ребенком.

Коулмэн порадовался, что она не предложила вообще уехать из Венеции. Он был не очень уверен, что ему сейчас позволят уехать из города, да и Инес, вероятно, тоже это понимала.

— К двенадцати мы совершенно спокойно можем съехать. Самое подходящее время для выписки.

— По-моему, лучше сначала узнать, есть ли там свободные номера.

— В это время года? Конечно есть. — Но Коулмэн все-таки позвонил и заказал двухкомнатный номер с двумя ваннами, так как с одной не было. Инес всегда хотела иметь свою комнату, даже если они все время проводили в какой-то одной.

Через несколько минут посыльный принес на подносе письмо. Коулмэн сразу заметил, что оно адресовано ему, и дал мальчишке монетку в сто лир.

— Из Рима, — сказал он.

Инес находилась в другом углу комнаты и не могла видеть этого аккуратного, угловатого, похожего на печатный текст почерка, в котором Коулмэн сразу же узнал руку Рэя Гаррета.

Он неторопливо проследовал в свою комнату, на ходу открывая письмо, и уже на пороге небрежно обронил:

— Да, точно. От Дика Перcела.

Коулмэн знакомил Инес с Диком Перселом в Риме. Переел был американским архитектором и соседом Коулмэна.

Коулмэн встал у изголовья постели возле ночника, но так, чтобы видеть, если войдет Инес. Он читал письмо, и с каждой строкой сердце его билось все сильнее, «…что бы вы там ни думали…» Ха! Можно подумать, что все эти извинения и объяснения могут оправдать Рэя. Даже в его собственных глазах. На фразе, начинавшейся со слов: «Мне кажется совершенно очевидным, что оба мы переживаем сильнейшую травму после ее смерти…» — Коулмэн усмехнулся. Такое впечатление, будто ее взяли из учебника по этикету, из раздела, где учат писать письма соболезнования. В конце письма Рэй несколько расхрабрился:

«Еще одна попытка с вашей стороны убить меня может увенчаться успехом. Но как бы вам этого ни хотелось, вы должны осознавать, что я мог бы сейчас рассказать кому-нибудь или всем о ваших намерениях. Тогда, случись со мной что-нибудь, вам бы не поздоровилось. Ваша идея, Эд, совершенно абсурдна. Я хотел бы увидеться с вами и попробовать снова поговорить. Вы можете написать мне до востребования в почтовое отделение на Сан-Марко.

Ваш Рэй Гаррет».

Коулмэн громко хихикнул, отчасти потому, что ему и впрямь было смешно, отчасти — чтобы слышала Инес, потому что Дик Переел славился остроумием. Рэй, пресмыкавшийся в первой части письма и обещавший, что не скажет ничего полиции, в конце перешел чуть ли не к угрозам. Коулмэн разорвал письмо на мелкие кусочки и убрал их в карман, с тем чтобы при удобном случае избавиться от них. Конверт он тоже разорвал.

— Мой красный халат у тебя? — спросила из-за двери Инес.

Халат висел на двери. Коулмэн представил, как забавно было бы понаблюдать за Рэем, приходящим в почтовое отделение в западной части пьяцца и разочарованно обнаруживающим, что ответа нет. Но у Коулмэна не было ни малейшего намерения тратить время на то, чтобы наблюдать за ним. Новый приступ негодования овладел им, обнажив незаживающие раны от этой ужасной трагедии. Он вспомнил Пэгги, ее нежную юную плоть (его плоть), ее живые яркие глаза, длинные темные волосы. Она была бы сейчас жива, если бы не выходила замуж за Гаррета. С этим не мог бы поспорить ни один человек на свете. Надежда увидеть Пэгги зрелой, счастливой женщиной умерла вместе с ней, и это бередило Коулмэну душу. Никогда уже не сбудется его мечта отвезти Пэгги и пару маленьких внучат в Сент-Мориц или Аскону на выходные или поиграть с ними в Люксембургском саду. Внуки? Дети Рэя Гаррета? Ну уж нет, от этого он, слава богу, избавлен! Собственное горе пугало его, засасывая словно водоворот.

Коулмэн с огромным трудом взял себя в руки. Он распрямился, зажмурился и попытался сосредоточиться на том, что ему предстоит сделать. Нужно было упаковать вещи.

В половине первого они уже вселились в номер отеля «Гритти», из окон которого открывался прелестный вид на Большой канал. Два небольших катера, похожих на «Марианну», качались на воде возле ступенек, заботливо укрытые брезентом от хлещущего дождя. Из-за плохой погоды они остались обедать в отеле, заказав себе бутылку кларета. Коулмэн чувствовал себя неспокойно, особенно его волновало, что думает Инес, и он пытался скрыть тревогу под маской веселости. Ему вдруг пришло в голову, что Рэй мог обратиться сегодня утром в полицию, после того как отправил письмо, и теперь его могут арестовать или депортировать из страны, или что там еще они делают в таких случаях с американцами. Но Коулмэн все-таки до конца не верил в это. Рэй не мог поступить так, потому что это положило бы конец его комплексу вины, а он, судя по всему, сам считал, что заслуживает подобных страданий, и вряд ли захотел бы избавиться от них так быстро.