– Для командования им назначить не атамана, а полковника, – говорилось в предписании, – и передать его в подчинение моздокскому коменданту.

Командиром этого полка стал полковник Савельев Иван Дмитриевич – в прошлом атаман волжских казаков, а теперь командир моздокских.

Казакам отвели земли столько же, сколько они имели на Волге, и пообещали свободы и вольности, которыми пользуются семейные и терские казаки. На переселение и обзаведение им выдали деньги и провианта на один год. Для охраны станиц во время походов и для действий при станичной артиллерии в каждую станицу было дополнительно переселено по пятьдесят семей донских казаков. Одновременно с Дона для обслуживания крепостной артиллерии переселили еще сто семей донских казаков, основавших позже на окраине Моздока станицу Чуковскую.

Переселившись на Терек, волжские казаки, а теперь моздокские, стали по-прежнему заниматься земледелием и скотоводством, заметное место в их хозяйстве начинает занимать виноградарство и овощеводство. Однако повседневная тяжелая служба отвлекала казаков от занятий домашним хозяйством, и вся тяжесть полевой работы ложилась на плечи домочадцев. Особенно тяжелое положение сложилось в первые годы после переселения, когда нужно было ставить жилье, готовить землю к будущему урожаю и в то же время нести службу по охране границ. Многие казаки окончательно разорялись и, лишенные средств производства и возможности вести самостоятельно хозяйство, оставляли службу и возвращались на прежние места. А царское правительство, проводя политику насильственного обращения вольного казачества, преднамеренно разрушало существовавшие у них порядки и военную организацию. По своему устройству «казачье войско» теперь мало чем отличалось от обычной регулярной части, так как вместо избираемого атамана назначался командир, наделенный неограниченными правами средневекового начальника. Начала применяться суровая палочная дисциплина, повысилась требовательность к службе, усилился контроль за личной жизнью казаков и их домочадцами. Общевойсковой устав становится важнейшим документом, регламентирующим повседневную жизнь казачества.

Проведение политики «осолдатчивания» казаков встречало серьезное сопротивление со стороны последних. И хотя это было обычное возмущение, не организованное и стихийное, оно серьезно озаботило командование. Так, в октябре 1770 года казаки Моздокского полка, стоявшие лагерем в Галгае, отказались производить смену караулов по войсковому уставу регулярной армии – «по-гусарски» и произвели развод «по-древнему в том обыкновении». Попытка командира полка полковника Савельева через посланных старшин и офицеров привести это приказание в исполнение не имела успеха. Возвратившиеся офицеры донесли о побоях, нанесенных казаками, и об их угрозах.

– Мы вас в следующий раз не только плетками побьем, но и шашками порубаем, – грозились казаки, и некоторые уже шашки обнажили, – докладывали они.

Опасаясь всеобщего выступления в полку, полковник Савельев вызвал на помощь несколько кавалерийских эскадронов и казаков других полков и, окружив свой полк, обезоружил около ста человек. По данному делу проведено было следствие и отдано под суд 50 казаков.

– Главных защитников отправить на каторгу, – вынес приговор военный трибунал. – Но как все они лет не престарелых, – говорилось далее, – и могут впредь при нынешнем военном положении свою вину хорошим поведением загладить, высечь их батожьем нещадно, чтобы другим неповадно было.

Но волна протеста против тяжелого военно-хозяйственного гнета и «осолдатчивания» прокатилась и по другим местам Терека. И для этого были разные причины и обстоятельства.

…В станицу Дубовскую прибыла небольшая группа донцов.

– Здорово дневали, казаки, – обратился их старший к атаману станицы и его помощникам.

– Слава Богу, ничего! – ответил атаман, а далее уже шутливо: – А можно было бы и лучше.

Недавно обособленное Терско-Семейное войско, расположенное выше Кизляра по Тереку тремя городками: Бороздиновским, Дубовским и Каргалинским, жило тяжелой, напряженной походной жизнью. Поселенные на неудобных болотистых местах, казаки были лишены возможности иметь при местах поселения необходимое к существованию пропитание и жили за счет государственного жалования, которое приходило не всегда вовремя.

– Примите на жительство, – снова обратился к атаману старший донцов.

– А что привело вас сюда, – стали спрашивать быстро собравшиеся вокруг станичники.

– Бежали мы сюда с Дона от притеснений. Рассчитываем у вас найти прибежище, а может понимание и помощь в нашем деле, – ответил за всех старший и повел разговор о причине их появления здесь.

Казаки, не перебивая, молча слушали рассказ донца. Он был смугловат лицом, волосы стриженные, борода небольшая, окладистая, роста среднего. Одет был в китайчатый бешмет и в желтых сапогах. Когда он закончил, кто-то спросил:

– А вы уверены в том, что задумали?

– Еще как! – дружно отвечали приехавшие.

– То, что задумал ты сделать со своими друзьями, есть дело политическое и противоправительственное, – тихо проговорил атаман.

– Крепостное право незыблемо в государстве Российском. Еще гребенцы давние бежали сюда от него. Да и мы не от лучшей жизни здесь оказались, – оглянувшись на казаков, сказал атаман.

– А где же наши казачьи права, взять хотя бы: «С Дону выдачи нет». Все попрано, – сказал донец и стал рассказывать о событиях в Моздокском полку.

– Вот, видите, и здесь на Тереке вольницу прибирают к рукам, – в один голос заявили донцы. – Как будем жить, казаки?

– Пока по-старому, а там, как Бог подскажет, – отвечали станичники. – Казаки всегда нужны государству.

– Да, пока казаки будут идти на уступки, добрые намерения хороших людей будут напрасны, – заявил сотоварищ донца, на что атаман ответил:

– Сладки ваши речи, но нам с вами не по пути. – И уже твердо, по-начальственному, спросил бородача:

– А ты кто будешь?

– Емельян я, сын Иванов, – просто, но твердо ответил донец.

Вскоре моздокский комендант, плац-майор Повесткин рапортом сообщал по команде:

– Емельян Пугачев прибыл в станицу Дубовскую и зачислен казаком в Терско-Семейное войско.

Но Пугачев долго в войске не остался. Из станицы Дубовской Пугачев перебрался на жительство в станицу Ищерскую и здесь среди только что переселившихся казаков развернул антиправительственную пропаганду.

Однако казаки наивно верили, что императрица не знает об их бедственном положении и, что узнав, она непременно поможет им.

На очередном казачьем Круге станиц Ищерской, Наурской и Галюгаевской они стали обсуждать этот вопрос.

– Надо написать жалобу императрице, – говорили одни.

– О чем? – говорили другие.

– О том, чтобы жалованье и провиант нам выделялся, как в Терско-Семейном войске. И вовремя.