– Ты контрабандист, – уверенно заявил Андрей. – Перестрелка была с федеральными службами или с другими бандитами? Ты пойми, что нам ты не нужен, нам нужен некто Шараф! А он нам необходим, потому что он похитил одну девушку. А она нам нужна!

Не успел Истомин произнести последние слова, как сомалиец в страхе присел и схватился за голову. Он стал топтаться на месте, как в диком туземном танце, и причитать. Наконец он успокоился и ткнул пальцем в сторону человека с забинтованной грудью.

– Вот Шараф. Он ранен и, наверное, скоро умрет. Еще двое ранены, а один из них умер. А там, за камнями, я засыпал еще одно тело. Это сделала она, белая девушка.

Коля Рыськин присвистнул от удивления и выразительно посмотрел на товарищей. Андрей приказал ему собрать все оружие и сложить снаружи пещеры. А Маштакова он отправил за рюкзаками с их имуществом. Сомалийца, который назвался Мохаммадом, он усадил и стал расспрашивать. Картина случившегося была ужасна.

Шараф с пятью своими людьми, среди которых был и Мохаммад, в самом деле узнал на заправке о путешествующей на машине одинокой белой девушке. Шараф решил позабавиться и схватить ее. Если она того стоит, то можно попросить за нее выкуп, если нет, то, может, что-то ценное найдется в ее вещах. Но в первый вариант Шараф верил больше. Европейцам в их стране делать нечего, кроме как работать по заданию какой-нибудь фирмы или просто путешествовать по глупости и в поисках приключений. Обычно у туристов были деньги и богатые родственники и друзья.

Бедный турист не поедет в Сомали. А за своих специалистов обычно платили выкуп фирмы, в которых те работают.

Девушку они нагнали милях в трех отсюда. Она явно ехала в сторону границы, и Шараф догадался, что она не простая туристка и что за ней есть что-то не совсем законное. На эту мысль его навело обилие оружия в ее машине. Это сулило деньги, причем хорошие. Шараф сталкивался с американцами, и те исправно платили ему за своих людей. Это он тоже помнил и считал себя здесь всемогущим.

Машина у белой оказалась слишком старой, чтобы ее можно было кому-то продать. Денег и драгоценностей при ней не имелось, а на вопросы она отвечать не хотела. Шараф ждал каравана с той стороны и устроился в этой вот пещере, где неподалеку есть удобное место для перехода границы. Девушку он решил пока оставить связанной и не спешить с решением о ее дальнейшей судьбы. Вечером его люди приготовили на костре еду, девушке развязали руки, чтобы она могла поесть.

Мохаммад, когда все произошло, находился с фонариком метрах в трехстах севернее.

Он должен был подать сигнал на ту сторону, если потребуется. А потом он услышал отчаянную стрельбу. Как он сам признался, стрельба показалась ему именно торопливой, поспешной. Мохаммад, бывший солдат, участвовавший в настоящих боях, сразу понял, что случилась беда. Это могли быть федеральные солдаты, полицейские, которые неожиданно напали на лагерь. И это было странно, потому что Шараф отличался нечеловеческой хитростью и, уж во всяком случае, выставил посты. Подобраться к лагерю незаметно невозможно. Других криминальных групп в этой местности не водилось, поэтому непонятно с кем и почему началась перестрелка.

Правда, прекратилась она так же быстро, как и завязалась. С самыми жуткими предчувствиями и с максимальной предосторожностью Мохаммад приблизился к лагерю и услышал только стоны. Он спустился под карниз скалы и увидел троих раненых и одного убитого. Девушки не было и еще одного юноши-эфиопа – толкового проводника – тоже.

Сам Шараф лежал с простреленной грудью, еще один – с окровавленной головой. И только вон тот, с простреленной ногой и который сейчас мучается от начавшейся лихорадки, рассказал, что тут произошло.

Когда девушке развязали руки и со смехом стали предлагать поесть, прежде чем ее убьют, она вдруг преобразилась. Раненый сказал, что это было страшно. До этого незнакомка вела себя как покорная овечка, она терпеливо сносила оскорбления, тычки, пинки и угрозы. Она просто отказывалась отвечать, ссылаясь на то, что ничего не знает и что она просто заблудилась.

Как только ее руки стали свободны, девушка схватила ближайшего к ней контрабандиста, мгновенно вывернула ему руку, развернула к себе спиной и прижала локтем ему горло. Другой рукой она выдернула у него из-за пояса пистолет и начала стрелять. Первым получил две пули в грудь сам Шараф, потом она прострелила голову вон тому, который кинулся к автомату. Еще один, кого Мохаммад уже закопал, успел схватить оружие. Девушка, стоявшая к нему спиной, выстрелила дважды, почти не целясь, и он упал замертво. Она попала ему точно в сердце.

Каким-то образом незнакомка поняла, что юноша-эфиоп очень ценный для нее человек, он знает каждый камень и каждый кустик в этом районе и не раз переходил границу с караванами контрабанды. Девушка выпустила пленника, которого держала за горло, и бросилась за эфиопом, когда тот бросился бежать. Правда, она предварительно всадила две пули в ногу последнему охраннику. Он упал от страшной боли, потому что стреляла незнакомка не просто в ногу, а именно в кость, так, чтобы надежно обездвижить человека, исключить любую возможность преследования и сопротивления.

Эфиопа она поймала в три прыжка, сунула ему в нос горячий ствол пистолета и приказала подчиняться. Вдохнув запах сгоревшего пороха, видя окровавленные тела и слыша душераздирающие стоны, парень в страхе согласился. Затем она что-то долго шептала ему на ухо, они собрали какие-то вещи и ушли к границе. А потом он потерял сознание.

– А ты почему тут сидишь? – спросил Андрей.

– Вот-вот должен прийти караван, люди. Они помогут. Но Шараф, наверное, умрет. И вон тот, с простреленной головой, тоже.

– Ладно, Мышь, достань аптечку, посмотри, что с ранеными, и вколи им антибиотиков. Рысь, поднимись вон туда повыше. Следи за подступами со стороны территории Сомали. Сейчас поедим, и я тебя сменю. Отдохнем до прихода каравана, а там уговорим кого-нибудь провести нас через границу.

– Уговорим? – усмехнулся Рыськин, поднимаясь с земли и отряхивая штаны.

– Ага, – со смешком поддакнул Маштаков. – Мы будем очень убедительны. А ты, костлявый! Как тебя, Мохаммад? На вот, поставь на огонь еще пару банок. И хлеб нарежь… Хотя нет, нож тебе в руки давать не буду. Знаю я вашу подлую натуру.

После уколов раненые затихли и забылись сном. Перевязаны они были все со знанием дела, и тревожить их раны не стоило. Тот, у которого была прострелена голова, так и не приходил в сознание. Миша Маштаков на всякий случай связал руки и ноги единственного здорового контрабандиста и прислонил его неподалеку к скале.

– Ну, что будем делать, командир? – тихо спросил он, когда они выгребали из банок остатки тушенки. – Ждать караван, брать заложника? Не боишься, что нам припишут дружбу с этой девахой и погонятся следом? Она нам нужна, эта дополнительная проблема?

– Думаю, все обойдется, Миша. Доказательств, что мы с ней заодно, нет, да и напали они на нее первыми. А еще не забывай, что этого Шарафа тут боятся и ненавидят. Думаю, большинство будет радоваться, что его пристрелили. Посмотри на него. Он же до утра не доживет.