– Подумаешь… стоит плохо… Тоже мне, беда. Ты представить не можешь, что с женщинами происходит, – решил поделиться я своим опытом. – Особенно когда они молодые, еще не родившие. Три четверти из них абсолютно фригидные, не меньше. А какому проценту этот секс вообще по фигу, по барабану? И занимаются они им только оттого, что вроде как полагается им заниматься.

– Какому проценту? – поинтересовалась конкретная Аркадия.

– Не знаю точно, – засомневался я. – На моем личном опыте статистики, конечно, не выведешь… Но уверяю, большой процент. Потом они, может, в какой-то степени входят во вкус, привыкают как-то. Как к куреву: сначала противно, горло дерет, кашляешь, но если долго пытаться, то привыкаешь. Курить тоже начинают, потому что это считается модным и красивым, а совсем не потому, что понравилось сразу. Так и с сексом. А если разобраться, то многие из так называемых женщин к женскому сексу совершенно не предназначены. Я имею в виду, к вагинальному. Мне сами многие рассказывали, жаловались. Мы порой вместе разные пути искали. Но как я мог предположить, что они к другой половой системе принадлежат?

– Да, – снова задумчиво произнесла Аркадия, – я тоже как-то к сексологу ходила. Давно, когда еще почти девчонкой была. Я же говорю, я всегда чувствовала, что стандарт не для меня, всегда сомневалась… Так этот сексолог тоже говорил, что мне вагинальный секс не подходит. Всякие варианты предлагал. Но что он мог предложить? Он же не знал, что я плеврита. Он же вообще не догадывался, что плевриты существуют.

Мы замолчали. Только что сделанное открытие переполняло меня. И, похоже, Аркадию тоже. Впрочем, это была только гипотеза, догадка. Ведь ничего еще не было доказано. Значит, надо было доказать.

– А ты говорил, что в том своем многополом мире ты умел половую принадлежность по внешнему виду отличать, – наконец произнесла Аркадия. Я сразу догадался, к чему она ведет.

– Иногда получалось, – согласился я. – Но задача непростая, далеко не у всех выходит. Очень внимательно к людям надо уметь приглядываться, чувствовать их. И конечно, глаз натренированный нужно иметь.

– А что, если тебе и здесь к людям начать приглядываться? Ты ведь там семь месяцев тренировался. Вдруг ты всех нас тоже по шестнадцати полам сможешь распределить. Представляешь, какой переворот будет в мире. Во-первых, ты сам прославишься. Какие сценарии?.. Какие книги?.. Ты же порядок во всем мироздании изменишь. Но главное, представляешь, сколько народа счастливыми сделаешь? Сколько страдания с земли исчезнет. Когда каждый на своем месте будет находиться и своим делом заниматься. Подумай, может, стоит попробовать.

Она встала и все-таки пошла в ванную, я ее больше не удерживал – кто знает, может, эта липкость у нее с непривычки кожное раздражение начнет вызывать.

Пока она пропадала за закрытой дверью, за занавесью шумно хлопающейся о ванную воды, я думал.

«А действительно, дело-то серьезное может получиться. Ведь если удастся идею многополости в народ вывести, то многое чего произойти может. И с миром вокруг, и со мной тоже. Во-первых, если думать о мирском и бренном, то в случае успеха я заполучу все возможные дивиденды – и славу, и деньги, и страничку в википедии, и добрую память потомков, и место в истории. Хотя пустое все это, конечно. Суета сует, томленье духа и ловля ветра. Нет, я не тщеславный, меня эти блестки не тешат. А вот о людях подумать действительно стоит. На самом деле, сколько из них маются, пытаются приноровиться к тому, что им не подходит совсем. А если будут знать, что они в полном порядке, просто у них другая половая принадлежность, – тогда они счастливыми могут стать. Не это ли истинная задача писателя: попытаться улучшить мир, чтобы простым людям в нем стало жить лучше? Ведь и Толстой, и Гоголь пытались, и даже Достоевский, просто они не дошли до сути вещей. И я бы не дошел, если бы мне не повезло и я не трансформировался в многополый мир и не увидел, в чем она, истинная суть».

В этот момент из ванной комнаты вернулась Аркадия, и я продолжил свои рассуждения, но уже вслух:

– Но ведь рудименты останутся, у тех, кто к другим полам принадлежит. Понимаешь, в чем загвоздка? В многополом мире рудименты только у мужиков и женщин остались, а остальные четырнадцать полов от них успешно отделались. А у нас… Ведь обычного человека фаллический или вагинальный орган отвлекать будут. Не легко от них отказаться, если к ним приучен с детства. Да и зачем они нужны, ради украшения, что ли? Сложно будет обычному человеку от них полностью отречься, рано или поздно применить захочет. А в результате переход в «истинный» пол окажется неполным. Люди отвлекаться начнут, размениваться, в двойной половой системе жить. Так у них, глядишь, и двойная идентификация может развиться. А кто знает, к чему она приведет? К каким неприятным осложнениям? К какой беде?

– Можно операции делать, – предложила сообразительная Аркадия. – Несложные операции получатся, где-то подшить, где-то подрезать, дел-то. Вон иудеев обрезают с древних времен, когда еще анестезии не было, говорят, полезно во всех отношениях. Кстати, этот пример с иудеями еще раз подтверждает, что природа может ошибаться. И тогда человек должен ее подправлять хирургически.

– Сложно такое количество людей убедить под нож пойти. Сама знаешь, как нашей медицине доверяют.

– Можно в Германии клиники организовать. Самолеты чартерные пустим. Заодно и бизнес, глядишь, наладим.

– Нет, – заспорил я, – на людях, которые к тебе за помощью пришли, наживаться грех. Да и кто сможет позволить себе в Германию на операцию летать? Опять же только богатые. А мы всем безоговорочно хотим помочь. Даже бомжам. Может, он и бомжом стал оттого, что к своему истинному полу дорогу не нашел. Я вот в многополом мире, кстати, ни одного бомжа не нашел. И бедных тоже не видел. А все от того, что жители там в согласии с собой жили, стрессов половых избегали.

Аркадия кивнула, согласилась.

– А ведь правда, вся социальная палитра общества изменится. Как говорится: «бытие определяет сознание». Возможно, мы к коммунизму придем, только не тоталитарным путем, а просто каждый человек на своем месте окажется. В конце концов, Россия – колыбель революций.

Мысль мне понравилась. Я всегда выступал за свободу и равенство. Как у французов: либерте, эгалите и третье, которое я забыл.

– А что с рудиментами делать? – напомнил я Аркадии о проблеме.

– Да ничего, – легко решила проблему Аркадия. – Вот ты сказал, что они не украшения. А почему? Пусть будут украшениями. Мне, например, они с эстетической точки зрения всегда были симпатичны, хотя лично я пользоваться ими не любила никогда. Но они вообще-то приятные. Не зря голая натура всегда ценилась, микеланджеловского Давида вспомни хотя бы или Маху обнаженную. Они в музеях стоят, висят, а мы на них смотреть ходим. Потому что обнаженная натура – и есть искусство, она красива сама по себе. Вот ради красоты пусть и остается. Ради украшения.

Я подумал и согласился, а затем добавил: – Интересно, а если ими долго не пользоваться, я имею в виду, многими поколениями, они постепенно сами исчезнут? Ведь если верить эволюции, то должны в результате исчезнуть. И тогда мы станем точным, зеркальным отражением многополого мира. Того самого, в котором я побывал.