Интересно, что настоящих мужиков из всей валившей ко мне толпы практически не попадалось. Видимо, и без моего вмешательства мужики комфортно чувствовали себя в жизни, и ничего нового им про себя узнавать не требовалось. А вот женщины попадались. Хотя тоже немного – три-четыре, не больше. Естественно, конвертировать их ни в какой другой пол нужды не было, и сексом я с ними не занимался. Не потому что не хотелось – одна из них попалась прехорошенькая, – а просто сил на романтические порывы не осталось. А те силы, которые еще сохранились, требовалось беречь на более нуждающихся в моей помощи клиентов. Поэтому я отсылал женщин к Сане Рейну, ведь если кто-то им и мог открыть глаза на их женское начало, то это был, несомненно, Рейн.

К тому же ко мне по-прежнему иногда забегала Люба. Она-то как раз оказалась истинной женщиной и по-прежнему скрывала меня от мужа, с которым, насколько я понимал, пыталась заниматься сексом как с мужиком. Однажды я попросил ее принести несколько семейных фотографий, и, когда я вгляделся в его лицо, фигуру, мои предположения оправдались – конечно же, Любин муж был чистокровным «придурком». Я поделился своим открытием с Любой и посоветовал привести мужа ко мне на прием, чтобы я смог его конвертировать. Но Люба заартачилась, как истинная женщина, прожившая всю свою жизнь в двуполом мире, она не готова была заниматься сексом ни с кем, кроме мужиков. Даже когда мужик в действительности был не мужиком, а «придурком».

Конечно, я рассказал Аркадии о Любе, спросил, не возражает ли она. Но она не возражала – секс с женщиной настолько отличался от секса с плевритой, что вызывал у Аркадии только улыбку.

Саня Рейн сначала возмущался новой многопольной эпопеей, в которую я погрузился, ведь получалось, что работа над фильмом практически приостановилась. Но когда я подробно ему объяснил нашу цель, а главное, когда он побывал на нескольких моих сеансах, он сам заразился идеей и стал ее с энтузиазмом поддерживать. Он не только присылал клиентов, но еще и взвалил на себя работу со средствами массовой информации. Вскоре в Интернете создалась социальная сеть с двусмысленным названием «Многополость спасет мир». Популярность сети увеличивалась с каждым днем, и через какой-нибудь месяц количество ее членов составляло уже десятки тысяч. А значит, росла и моя собственная личная популярность.

В результате росла и очередь. Стали появляться первые отклики в прессе. Например, популярный глянцевый журнал (его главного редактора я идентифицировал как «огородника») поместил большую статью с моим портретом на обложке. Хорошо, что они подретушировали фото и я не выглядел на нем таким изнуренным и измученным, как в жизни. Вскоре «медийный» интерес и ко мне, и к моему «многопольному движению» превзошел любые ожидания: журналы, газеты, телевидение, радио, всевозможные общества – я не успевал отбиваться от них. Даже из-за рубежа стали наведываться падкие на сенсацию новостные варяги.

Аркадия мне во всем помогала и вообще вела себя преданно в эти непростые для меня времена, даже ее встречи с Эмирой стали происходить все реже и реже. Впрочем, вскоре я узнал, что у Эми появилось новое увлечение – известный гитарист «релятивист», которого я сам «идентифицировал» недели три тому назад.

Наконец-то я решился взять отгул, первый за последние месяцы. Пока Аркадия была занята на дневной репетиции, я лежал, отмокал в ванне, читал интернет, что обо мне и о моем учении пишут в официальной прессе, в популярных блогах. Затем выпил немного скотчика, в общем, позволил себе расслабиться по полной. И только вечером, когда Аркадия вернулась после спектакля, мы с ней смогли выбраться из дома, сели в небольшом ресторанчике недалеко от дома. Я взял плеврите бокал мерло, сам продолжил все тем же скотчем.

– Ты плохо выглядишь. – Она провела своими гибкими, бескостными пальцами по моей щеке. – Ты работаешь на износ. Если будешь продолжать в таком же темпе, тебя надолго не хватит.

Я кивнул. Я знал, что она права, я и сам чувствовал, что бесконечные энергазмы подточили меня.

– Нужен другой подход, принципиально другой, – рассуждала вслух Аркадия. – Я последние дни постоянно думаю над этим. И вот к чему пришла… Нужна школа. Своя собственная школа. Инфраструктура, иными словами. Центры многопольности. Везде, всюду. Как, скажем, «Макдоналдс», у них же тоже инфраструктура. Или как поликлиники. Да, поликлиники, самый лучший пример. Но не многопрофильные, а отдельные центры. Где работают профессиональные специалисты и куда каждый может обратиться, если захочет узнать свою истинную сексуальную принадлежность. А рано или поздно ее захотят узнать все.

Я слушал и не мог не удивляться своей плеврите: насколько логичны ее мысли, насколько математически выверены.

– Таким образом, – продолжала Аркадия, – наша задача на ближайшее время должна заключаться в подготовке профессиональных кадров для наших центров, а также в непосредственной организации самих центров. Я наметила семь мест для начала. Вот смотри, – она вытащила из сумочки маленькую книжечку, развернула, оказалось, что это карта Москвы, – красными кружочками помечены станции метро, у которых центры будут располагаться.

– Семь центров?! – удивился я. – Но это же куча денег. Аренда помещений, зарплата сотрудникам и прочее разное. У нас нет таких средств.

– Да, да, – закивала Аркадия, соглашаясь. – Нам пора переходить с любительства на серьезные коммерческие рельсы. Смотри, – она положила руку мне на ладонь, – будем считать, что первые два исходных пункта нашего плана мы выполнили. Прежде всего, мы доказали, что идея многопольности верная. Доказали, что до тебя наш мир со всей его многотысячной историей лишь плутал в сексуальных потемках. Ведь людей, нашедших свою сексуальную идентификацию, уже около трех сотен, а значит, ошибки быть не может. Правильно?

Я кивнул. Теория действительно была проверена и обкатана всеобъемлемо, по всей мыслимой и немыслимой программе.

– Второй пункт в нашей программе – это пиар, – продолжила Аркадия. – Но мы и его выполнили, довели нашу идею до широкой общественности, заинтересовали ее. Правильно?

Я снова кивнул.

– Вот и отлично. А теперь пора двинуться в сторону работы с массами. Но широкие массы удастся подключить только в том случае, если мы начнем работать на коммерческой основе.

– Брать за идентификацию деньги? – засомневался я. – Как-то это по-жлобски. Мы же не жлобы.

– Иначе не получится. Пойми, возникает парадокс: если мы не берем денег, значит, мы помогаем только известным и богатым, а простые люди по-прежнему будут ходить в потемках. Но наша задача: помочь всем. Всем, кто нуждается в помощи. Правильно?

Я же говорю, с плевритами совершенно невозможно спорить, настолько их аргументы логичны и продуманы. И я согласился. А как иначе, конечно, она права: я в одиночку многомиллионное население страны не потяну. А если тянуть, то тянуть надо всех.

– Значит, план следующий, – подвела черту Аркадия. – Надо начать тренировать специалистов по определению половой принадлежности. Иными словами, по идентификации. Тоже дело непростое. Начнем с четырнадцати человек, по двое на центр. Я займусь организационной частью, ты преподавательской. Если захочешь продолжать практиковать сам, то пожалуйста. Но только сделай себе разумный график, взвешенный, чтобы не перетруждаться, чтобы все в меру. Работа не должна быть на износ, она должна быть в удовольствие. И назначь прейскурант. Сейчас, когда к тебе звезды ходят, можешь побольше брать, а как только центры по обслуживанию населения наладим, тогда установим разумные расценки, доступные всем.