Слова его пророчества показались Болтконскому достойными публичного внимания, и он вставил их в свою заметку; еще одна неделя его единственной жизни упала в бездну.

Сиськи балерины

Болтконскому нравилась Настя Волкова, и сиськи ее нравились, и поведение тоже — она символ нашего времени, как герб, знамя и гимн.

Такое ощущение возникает от степени внимания к ней и ей подобным в нашем обществе, от постоянно подогреваемого интереса СМИ к этим персонам.

Подбрасывая поленья в костер интереса ко всему этому, можно спалить весь дом, построенный на моральных ценностях семьи, долга и самоуважения.

И совсем неважно их происхождение — религиозное или общечеловеческое.

Вот живет человек в семье и видит рядом с собой нормальных и порядочных людей; идет на работу, и по дороге видит на улице: вокруг нормальные люди, работящие и думающие, как прокормить детей.

Но стоит ему прийти домой и включить бытовые приборы, как из каждого утюга, телевизора и радио на него наступают монстры-артисты, певцы, участники ток-шоу, где главное — наложить товарищу побольше дерьма в карман; они своим манерами и примерами непотребного поведения убеждают, что люди в России кончились.

Болтконский уверенно мог сказать, что артисты, музыканты и даже художники — не самые умные и не самые образованные люди, за исключением гениев и отмеченных особым даром.

Об их моральной безупречности тоже говорить не приходится, делать с них жизнь — не самый лучший способ совершенствования, они совсем не пример для подражания, даже если подписывают, как мастера культуры, коллективные письма по вопросам, в которых понимают, ровно как свиньи в апельсинах.

Болтконский недавно слышал интервью одного шахтера и был поражен: человеку 75 лет, а он до сих пор спускается в забой и дает стране угля; шахтер с горечью заметил, что его заколебали артисты со своими проблемами.

Каждый день они высказываются по всем вопросам, от экологии до гинекологии, и нет от них спасения — а где нормальные люди, от академика до плотника, которые не обеспокоены усыновлением в однополой семье?

Болтконского поразил этот мудрый человек, который совершенно ясно понимает, что с такими примерами для подражания мы не построим ни инновационную Россию, ни какую другую.

Болтконский, конечно, понимал, как тяжела судьба Наташи Королевой и Лолиты Милявской, какие редкие испытания им пришлось преодолеть на жизненном пути, но стоит ли всему народу каждую неделю изучать их биографию, как когда-то мы изучали жизнь пламенных революционеров?

Ему, конечно, жалко певца, рухнувшего с дуба от передоза, но постоянно переживать за них никакого сердца не хватит.

Постоянное шоу оригиналов у Андрея Малахова не добавляет инвестиционной привлекательности Родине.

Неужели это ясно простому труженику, но никак не дойдет до идеологических начальников — что без демонстрации обществу нормальных людей настроение граждан не станет позитивным и никакого увеличения производительности труда в два раза не будет.

Интерес к жизни звезд можно как-то объяснить: ну любят люди узнать, кто, с кем, когда и как, но с недавних пор появилась новая золотая жила — смерть звезды; тут уже никто не стесняется.

Фотографии покойников на первых полосах, интервью с бывшими женами, с детьми, зачатыми на гастролях в Анапе, снимки пораженных внутренних органов и заключения о смерти, все идет в ход, чтобы удержать аудиторию.

Никто не щадит родственников и близких, художественная некрофилия процветает.

Говорить об аморальности потрошения трупов банально, требовать уважения к праху, к памяти человека, который уже не может заступиться за свои честь и достоинство, бессмысленно.

К сожалению, приходится признать, что в нашем обществе, при всей декларируемой воцерковленности, перестали действовать законы божеские и человеческие.

Болтконский закрыл крышку ноутбука. Сегодня он остался доволен собой: написал, что хотел; а завтра напишет, что Лера Локонова любит Лузарева, а Лузарев любит еще одного парня и у них любовный треугольник.

Вот такая геометрия с алгеброй.

Коктейли и пиво

Вчера, ближе к полуночи, Болтконский возвращался из Кремля, там, в Никольской башне, проводили церемонию вручения премии «Известность».

Достойные и замечательные люди получили премию за выдающиеся поступки.

Люди вокруг были очень знаменитые, со звонкими именами, все прошло без традиционной пошлости, как редко бывает — без Ивана Урганта и даже без песен о главном.

Но все хорошее когда-нибудь кончается, и Болтконский пошел домой.

На Красной площади все было величественно и торжественно; через десяток шагов по пустынной Манежной, прямо у ног коня маршала Жукова, Болтконский услышал шелестящий голос бабушки, возникшей из ниоткуда.

— Коктейли и пиво не желаете? — вкрадчивым голосом сказала она, немного, как показалось Болтконскому, смущенно; он не желал, но остановился: предложение заинтриговало.

Перед ним стояла старушка лет семидесяти с хвостиком, в пуховике, в очочках и с рюкзачком, в котором позвякивал товар.

Болтконский из гуманных соображений сделал контрольную закупку и честно признался бабушке-бутлегеру, что он журналист и ему очень хотелось бы узнать, что толкнуло интеллигентного вида старушку на тропу несанкционированной торговли алкоголем.

Бабушка отсканировала его опытным взглядом, поверила и на условиях анонимности поведала свою одиссею.

Она — коренная москвичка, бывший врач, ее муж — бывший учитель, у них двое взрослых детей, сидящих после кризиса на пособии.

Из плюсов у них две пенсии со всеми надбавками, а в минусе букет болезней, и только лекарства им обходятся в девять тысяч рублей; минус квартплата, минус кредит за стиральную машину, и в сухом остатке у них четыре с половиной тысячи рублей на все про все.

Муж ее — диабетик, и ему необходимо питаться строго по расписанию; набор его потребительской корзины не соответствует данным Росстата.

Она пыталась вязать, но глаза уже не те, рекламировала солярий с доской на шее, но потом пришли студенты-африканцы и выбили ее с хлебного места, она не сетует на них: конкуренция.

Дети ее живут в семьях жен на съемных квартирах, и это ее главная боль: их «двушка» в Перове, сорок метров, не может вместить три семьи, а купить квартиру среднестатистический москвич может, только если станет буддистом. Тогда в кольце перевоплощений он годам к восьмидесяти может достичь жилищной нирваны — и то если повезет; а если нет и он станет муравьем, то и получит место в муравейнике — или на Хованском кладбище.

Так, с философской подоплекой, горько пошутила грамотная бабушка.

А потом, продолжала она, ее приятельница, заслуженный работник культуры, привела ее на эту точку, все объяснила, а сама уехала умирать в деревню.

С тех пор бабушка стоит с десяти вечера до половины четвертого утра под сенью рубиновых звезд и торгует вразнос