– Я не люблю сложностей, – беззаботно ответила Джина. – Поэтому – конечно нет.

Понимаю. Я тоже не люблю сложностей.

– Продвигается расследование? – спросила она.

– Потихоньку, – ответил Томас.

– Обращайтесь, – она нам махнула и пошла к столам.

– А ты куда? – спросил Томас, когда я тоже влезла в лифт.

– К Бизону. Скажем ему, что я тоже из Джекилов-Хайдов, а значит, не совсем женщина.

– Ты не поедешь.

– Это дискриминация по половому признаку!

– Хорошо. Ты туда не поедешь, потому что ты няня.

– Это дискриминация по профессиональному признаку!

– Да, – сказал Томас и вышел из лифта, потому что мы уже приехали на первый этаж.

Когда мы ехали по городу, я увидела на автобусе плакат: Швайгер рекламировал какой-то банк. И на шее счастливо улыбающегося режиссера красовался тот самый шарф в шоколадно-синюю полоску! Я так сильно толкнула Томаса под локоть, что он едва не въехал в режиссерское лицо. Зато увидел. Произнес только:

– Надо же! – и нахмурил брови.

Этот самый шарф, а также разлохматившийся сверток с деньгами мы оставили в сейфе в Корпорации.

Бизона я представляла почему-то пожилым пузатым дяденькой, а он оказался двухметровым молодцем с небритой мордой. Женоненавистничество его проявлялось в том, что он буквально прожигал взглядом мои коленки, будто хотел выжечь на них свои инициалы, например.

Он гоготал поминутно и одну за другой жевал сигареты. А голос его был таким сиплым, будто у него в горле застряла одна из них.

Представился он мне как:

– Джон-Бизон. – Тут же убежал обратно за стекло, где шел радиоэфир, прохрипел в микрофон: – Оставляю вас на Мерфи, мои козлятки, – и снова вернулся к нам.

Мерфи, здоровенный негр в клетчатом шарфе, энергично загомонил в свой микрофон что-то о вечной проблеме, с кем провести вечер, и о том, что у тех, кто сейчас на волне Радио Эл-Эй-Бизон, нет проблемы, что слушать, потому что он ставит самую хитовую композицию всех времен и народов и особенно нынешней недели… Тра-та-та, тра-та-та…

– Твоя подружка тебе совершенно не подходит, – заявил в это время Бизон.

Я спросила:

– Почему это?

А Томас ответил:

– Алисия мне не подружка.

– Тем лучше, – сказал Томасу Бизон, мой вопрос при этом проигнорировав.

Я собиралась было изобразить возмущение, мол, ау, я здесь, я тоже человек и могу быть собеседником! Но Бизон уперся в меня взглядом и с наглой ухмылочкой сказал:

– Тогда что ты делаешь сегодня вечером, крошка? У меня есть билеты. Пойдем?

Нет, ну до чего же сильные эмоции вызывают у меня вот такие наглецы – я просто таю. Да с ним хоть на край света!

– Куда билеты? – услышала я сердитый голос Томаса.

– Что? – переспросила я.

– В кино, театр… – не обращая внимания на Томаса, сверлил меня глазами Бизон: – Куда пожелаешь, Алисия.

Ах, как он произносит мое имя! И какой шикарный мужчина, боже мой. Как его глупая жена могла с ним развестись? Из-за чего? Он же безумно обаятелен!

– Отлично, – сказала я, чувствуя, что расплываюсь в улыбке.

– Вообще-то я сказал Алисии, что ты человек, который везде вхож, и поэтому можешь нам помочь…

– Так и есть! – сказал Бизон. – Вспомнил, сегодня вечеринка у Сары Джей. Ну как?

– У Сары Джей? – не поняла я.

– У Сары Джей Маркер, конечно же…

– Я не о том, Бизон, – строго сказал Томас.

– Зато я о том, – ответил прекрасный Бизон и подмигнул мне.

– Алисия, – воззвал ко мне раздраженно Томас. – Мы же пришли узнать о Вивиан Джемисон!

Ох. Совсем у меня голова закружилась! Что это я!

– Там и Джемисон будет, – сказал Бизон.

Я сделала как можно более серьезное лицо – и кажется, у меня что-то и получилось, потому что Бизон посмотрел на меня с недоумением, а потом спросил с сочувствием:

– Зуб заболел?

– Что? – сказала я.

– Я отвезу тебя к лучшему дантисту, детка. Прямо сейчас. Такое нельзя откладывать.

– Нет-нет-нет! – отмахнулась я испуганно.

– Не бойся. Я сам – только к нему! И смотри! – Он улыбнулся, демонстрируя бело-голубую, блестевшую, как лучшая сантехника, улыбку. – Он лечит совсем без боли. Вот увидишь.

– Да не болит у меня ничего! – закричала я.

– Да не думай, я все оплачу, – слегка огорченно просипел Бизон.

Томас протяжно и обреченно вздохнул.

– Мы по делу, – сказала я твердо.

– Для тебя я наизнанку вывернусь, – пообещал Бизон и взял меня за руку.

– Вивиан Джемисон, замужество, ребенок, – проговорил мне на ухо Томас.

– Бизон, – сказала я. – Вы не знаете, у Вивиан Джемисон есть ребенок?

– Если и есть, – горячо заговорил Бизон, – то я тут ни при чем. У нас всегда были чисто дру…

– Я знаю, что вы ни при чем, – отрезала я. Ну до чего же он односторонне все воспринимает! Но, выходит, о ребенке он ничего не знает.

А Бизон между тем продолжал:

– Настолько дружеские, что почти всю первую половину этого года мы не виделись. Она сказала, что болеет какой-то свинкой-ангинкой или чем еще… Но, мол, для других это опасно… Я приходил ее проведать, а она мне и носа не показала. Зато я видел ее нового камердинера или как там их, дворецкого…

Мы, разумеется, не останавливали его, так как он наконец-то начал говорить нечто не просто разумное, а как раз таки самое нам интересное. А он – видимо, по привычке балаболить в микрофон с утра до ночи – и не думал сам останавливаться.

– Да только я сразу просек, что никакой он не дворецкий, – самодовольно сказал Бизон.

– А кто? – сорвалось у меня.

– Хы, ясное дело. Только я не понял, чего она его скрывает. Может, он из знати какой – английской там…

– Может быть, – так глубокомысленно сказал Томас, что мне сразу стало понятно: всего лишь притворяется, что версию Бизона воспринимает всерьез. А потом Томас небрежно добавил: – А как он выглядел, любопытно?

– Смазливый такой мужичок, – с презрением сказал Бизон. – Усики холеные, лицо загорелое, волосы светло-русые… Думаешь, усы наклеенные? – произнес он задумчиво.

– Вполне возможно, – сказал Томас, а сам посмотрел на меня и поднял брови.

Гермес жил у Вивиан. И Вивиан была затворницей, потому что скрывала свою беременность. М-да.