Он ждал ее с фонариком, который выключил в тот самый миг, когда увидел ее в дверном проеме. Едва Кэти вышла, как он схватил ее в объятия и впился губами в ее рот. От неожиданности Кэти замерла – раньше он не проявлял такой прыти – и, чтобы отстраниться, уперлась в него ладонями.

– Сэмюэл! – воскликнула она, и он сразу же отступил назад.

– Прости, – пробормотал Сэмюэл. – Просто у меня такое чувство, что ты от меня ускользаешь.

Кэти подняла глаза. Она знала лицо Сэмюэла с самого детства, они росли как одна семья, как друзья. Однажды, когда ей было одиннадцать, он загнал ее на дерево. Когда ей было шестнадцать, он впервые поцеловал ее за коровником Джозефа Йодера. Сейчас она чувствовала на своей талии беспокойные руки Сэмюэла.

Иногда, думая о своей жизни, Кэти представляла себе телеграфные столбы, стоящие вдоль шоссе 340, – жизнь, год за годом простирающаяся до горизонта. И, представляя это, она всегда видела рядом с собой Сэмюэла. В нем было все, что ей нужно. Он был ее сеткой безопасности. Дело в том, что большинство «простых» людей не поднимают глаз от небольшого клочка земли, зная, что высоко над ними натянут чудесный канат, по которому когда-нибудь выпадет случай пройти.

Сэмюэл прислонился лбом ко лбу Кэти. Она чувствовала его дыхание, ждала его слов и раскрыла губы, чтобы принять их.

– Ребенок не был твоим, – с нажимом произнес он.

– Не был, – прошептала она.

Он наклонил к ней лицо, и их губы слились. Поцелуй отдавал солью, и Кэти знала, что по щекам их обоих льются слезы, но не знала, кто из них передал печаль другому. Она открылась Сэмюэлу, как никогда прежде, понимая, что это долг, который он пришел забрать.

Потом Сэмюэл оторвался от ее губ и поцеловал в веки. Держа ее лицо в ладонях, он пробормотал:

– Я согрешил.

Она накрыла его руки своими ладонями.

– Нет, неправда, – настаивала она.

– Правда. Дай договорить. – Сэмюэл сглотнул. – Тот ребенок… Тот ребенок не был нашим. – Он привлек Кэти к себе, зарывшись лицом в ее волосах. – Он не был нашим, Кэти. Но я хотел, чтобы был.

– Ты когда-нибудь дотрагивался до них?

Адам поднял глаза от письменного стола, улыбаясь при виде Кэти, склонившейся над одним из его регистрационных журналов.

– Угу, – сказал он. – Ну, что-то вроде того. Их нельзя схватить, просто чувствуешь, как они пролетают над тобой.

– Как ветер?

Адам положил ручку:

– Скорее как дрожание.

Кивнув, Кэти с очень серьезным видом вернулась к чтению. На этой неделе она уже дважды навещала Джейкоба – редкий случай – и спланировала свой визит на тот день, когда, как ей было известно, Джейкоб до вечера работал в колледже. Когда Адам сел рядом с ней, Кэти улыбнулась:

– Расскажи, как это было.

– Я остановился в старой гостинице в Нантакете. Среди ночи я проснулся и увидел женщину, которая смотрела в окно. На ней было старомодное платье, а воздух наполнился ароматом духов – ни до, ни после этого я не встречал подобного запаха. Я сел в кровати и спросил, кто она такая, но она не ответила. А потом до меня дошло, что я вижу подоконник и деревянные средники сквозь ее тело. Женщина не обращала на меня никакого внимания, потом прошла мимо окна прямо сквозь меня. Мне стало… зябко. Волосы у меня на загривке встали дыбом.

– Ты испугался?

– Не очень. Похоже, она не знала, что я в комнате. На следующее утро я спросил об этом владельца гостиницы, и он рассказал мне, что этот дом принадлежал когда-то капитану дальнего плавания, он утонул. Вероятно, в дом являлся призрак его вдовы, которая продолжала ждать возвращения своего мужа.

– Печальная история, – сказала Кэти.

– Большинство историй с привидениями таковы.

На какой-то миг Адам подумал, что она сейчас заплачет. Протянув руку, он коснулся головы Кэти.

– У нее были такие же волосы. Густые, прямые и очень длинные. – Кэти покраснела, и он подался назад, положив руки на колени. – Можно кое о чем тебя спросить?

– Да, конечно.

– Я невероятно польщен тем, что ты настолько заинтригована моим исследованием… Но я совершенно не ожидал, что тебя это заинтересует.

– Ты имеешь в виду, потому что я из «простых»?

– Ну да.

Кэти провела пальцами по словам, которые напечатал Адам.

– Я знаю этих призраков, – сказала она. – Знаю, каково это – бродить по свету, но не быть по-настоящему его частью. И я знаю, как это бывает, когда люди смотрят прямо сквозь тебя, не веря в то, что видят. – Отодвинув в сторону журнал наблюдений, Кэти взглянула на Адама. – Если существую я, то почему не могут они?

Однажды Адам интервьюировал целый автобус туристов, которые видели, как поле сражения в Геттисберге заполнилось батальоном солдат, которых там не было и не могло быть. Он зарегистрировал на инфракрасных камерах зоны холодной энергии, окружающие привидения. Ему доводилось слышать, как привидения передвигают ящики на чердаке, хлопают дверями, звонят по телефону. Однако все те годы, когда он писал докторскую диссертацию, ему приходилось бороться за признание достоверности своих исследований.

Адам робко взял Кэти за руку, легко сжал ее, потом поднес к губам и поцеловал запястье с внутренней стороны.

– Ты не привидение, – прошептал он.

Взглянув на тарелку Лиззи, Джордж Каллахэн нахмурился:

– Ты хоть когда-нибудь ешь? Тебя унесет ветром.

Детектив откусила кусочек от рогалика:

– Почему ты чувствуешь себя счастливым, только когда все вокруг тебя обжираются?

– Должно быть, это имеет какое-то отношение к моей профессии. – Промокнув рот салфеткой, он откинулся на спинку стула. – Сегодня тебе понадобится энергия. Ты пыталась когда-нибудь добыть у амишей незатребованную информацию?

Лиззи мысленно отмотала назад.

– Однажды, – ответила она. – Дело Чокнутого Чарли Лэппа.

– Ах да. Парнишка-шизофреник, который отказался принимать лекарства и уехал в Джорджию на угнанной машине. Ну да, возьми то дело и помножь степень сложности на сотню.

– Джордж, почему ты не даешь мне заниматься моей работой? Я не учу тебя, как надо рассматривать дела.

– Конечно учишь, просто я не слушаю. – Наклонившись вперед, он оперся локтями о стол. – Бо́льшая часть детоубийств даже не доходит до суда. Они решаются в ходе переговоров между обвинением и защитой. Если мать все-таки признана виновной, она получает минимальное наказание. Знаешь почему?

– Потому что ни один член коллегии присяжных не поверит, что мать способна убить своего ребенка?