у Шергина загорелось табло: «Ты телефон-то у него попроси, эх…» — и Шергин даже подпрыгнул, спросил телефон, сказал — один звонок, и все прояснится, все уладится.

— Долматов! — Он крикнул так, что и Аня, и толстяк вздрогнули. — Стоп, а где Долматов? Лиза, это вы… — наступила пауза, и Аня увидела: лицо отца превращается в некое подобие японской страшной маски.

— Кто генеральный? Долматов гене… Вы там свихнулись все? Какой совет директоров? Как он мог что-то решить без меня?! Вы там свихнулись все?! Долматова мне! Пулей!

Он что-то еще кричал, но телефон отвечал короткими гудками. Силы оставили Шергина, телефон выскользнул из его ладони и разбился бы — Аня подхватила. Заплетающимися ногами Шергин переместился на обочину, он стоял, схватившись за голову, и повторял монотонно:

— Твари… твари продажные… что же за день такой, господи… такой длинный день.

— Можно мне? — спросила Аня фотографа.

— Попробуй.

Она набрала номер Пети Безносова — единственный, который знала наизусть, — не по большой дружбе, а из-за самих цифр — 999 888 77 66.

— Привет…

— Тебя ищут! Ты где? — промямлила трубка.

— No time to explain, buddy[29]. — Аня старалась говорить небрежно, даже развязно, но голос заметно подрагивал. — Скажи лучше, ты еще не все свое наследство промотал на вечеринках?

— Не все.

— Мне срочно нужны деньги.

Трубка помолчала и произнесла со вздохом:

— Нетрудно было догадаться… Зачем?

— На билеты.

— Какие?

— Чтобы добраться до Москвы…

— Какой Москвы? Ты вообще здорова? Прости, Шерга, некогда мне твои глупости выслушивать. Встретимся, все расскажешь.

— Послушай! — закричала Аня. — Ты можешь поверить человеку? Просто так! Один раз! Без объяснений! А?

Трубка посопела и спросила:

— Сколько надо?

Аня посмотрела на фотографа — он все слышал.

— Если без документов, на перекладных — много. Тысяч пятьдесят. — Пятьдесят сможешь?

— Смогу. Тебе на айфон кинуть?

— Нет айфона, Петя, нет его… — и фотографу, умоляюще: — Куда?

У Коридорова была при себе банковская карточка, он продиктовал номер, и минут через пять тренькнула эсэмэска. Она сообщала, что деньги поступили на счет и что мир не так уж безнадежен.

Правда, воспользоваться этой удачей можно было не сразу… Банкомат, кассы, автовокзал — только в райцентре. Уже стемнело, и Коридоров предложил пойти на свадьбу.

— Без приглашения? — мрачно спросил Шергин.

— У Федорыча для гостей отдельный дом. Скажу, что ты мой армейский кореш, приехал вот с дочерью. В армии-то служил?

Легенда пригодилась, считай, тут же — взвизгнув тормозами, остановилась потрепанная машина с правым рулем. Из окна показался полицейский, похожий на итальянского мафиози, — чернявый, тоненькие усики, пробор. Высунул руку и поздоровался с Коридоровым.

— Чё шатаемся? Эти — кто? — строго спросил он.

— Кореш из Москвы. С дочкой вот…

— Документы есть?

— Сурен, поимей совесть. Люди с дороги, подышать вышли.

— Дышите, разрешаю. — Полицейский оскалился. — Вы это… потише там гуляйте. А то скажут, что в Денисьево притон оппозиции. Чрезвычайное положение отмечают.

— Слушаюсь. — Коридоров отдал честь. — На свадьбу-то заглянешь?

— Был уже, — крикнул полицейский, и по запаху Коридоров понял: действительно был.

— Сурен Сысоенко, участковый наш. Мужик суровый, но… понимающий, — пояснил фотограф, когда машина скрылась.

— Чрезвычайное положение? — спросил Шергин. — Когда… Из-за чего?

— Вот те на! Как раз тебя хотел спросить, что там у вас в Москве. В новостях что говорят — толком не разберешь.

— А что говорят?

— Здрасьте. Платоныч заболел. Одни говорят, что не в состоянии исполнять обязанности, другие — что в состоянии, только надо подождать. Ну и ввели чепэ на всякий случай. Сурин, или как там его, ввел… Я с этой свадьбой третий день в интернет не залазил. — Фотограф громко шмыгнул носом и бодро провозгласил: — Но даже если чепэ — не жениться, что ли? — Он хлопнул ручищами по рулю скутера. — Двинулись?

Так они и шли втроем. Фотограф, обливаясь потом, катил «Ямаху», которая изнывала от блаженства, что не она везет Коридорова, а он ее. Коридоров тоже изнывал — от сладостного предвкушения тайны, которую он выпытает у «инопланетян», всецело находящихся в его власти. Рядом шагал Шергин, перед его внутренним взором светилась зеленая надпись: «Любой ценой забрать снимки у этого…» А впереди шествовала Анечка, она хоть и помалкивала, но от былого ужаса не осталось и следа. Ужас сменился какой-то странной веселостью, от которой под кожей покалывало.

И, как оказалось, не зря покалывало. Взрослые ведь бывают иногда хуже детей, которых постоянно тянет в лужу…

* * *

— Давай их сюда!

Николай Федорович Бабушкин хлопнул по столу так, что с вершины свадебного торта, к которому почему-то никто не притронулся, рухнули два розовых сердца, и Коридоров, пришедший доложить о новых гостях, побежал за ними во флигель.

Народу за столом было немного, и, как сразу отметила Аня, все старше папы. Присутствующие хором начали их угощать, папу навязчиво уговаривали выпить, и папа, надо признать… И не раз.

Три тети с круглыми лицами предлагали Ане разные блюда, поминутно и наперебой интересуясь, почему она так плохо ест, хотя Аня лопала за обе щеки, а две тети с лицами вытянутыми говорили им: «Чего пристали к ребенку, он и так с дороги еле мизюкает». Одновременно эти две тонкие тети требовали у папы рассказать, «что у вас там в Москве творится», а три тети круглые возражали им: «Дайте вы человеку поесть». Аня была уже сыта, а тети продолжали свое, и Ане захотелось процитировать им что-нибудь из Декларации прав и свобод…

Но тут она увидела вот что: тот накрытый скатертью белый столик с массивными лакированными ножками, стоявший в дальнем углу большой «залы», — вовсе не столик. Это миниатюрный рояль, не исключено, что Blüthner или Petrof, — о таком она мечтала, когда училась в музыкальной школе, но почему-то папа, который обычно ни в чем ей не отказывал, так и не сподобился его купить, хотя обещал.

— Вы позволите посмотреть? — спросила она у хозяина, указывая рукой в угол.

— А что — умеешь? — встрепенулся Николай Федорович, быстро подошел к роялю, снял с него скатерть, ею же рояль и протер.

Пока Аня вылезала из-за стола, — а это оказалось делом небыстрым, поскольку гости сидели на лавках, — одна из круглых теть отбарабанила монолог (видимо, не раз до того произнесенный), смысл которого заключался в том, что Николай Федорович купил совершенно ненужную вещь по цене «круйзера» и потому он «не при людях будет сказано, кто такой».

Владелец «Бабушкин-steak» выступил с ответным и так же хорошо отрепетированным монологом о том, что рояль — долгосрочная инвестиция в будущее молодой семьи Гергенрейдеров-Бабушкиных и фьючерсы подобного уровня непостижимы для тех, у кого «ливер