Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я решила, что надо укрепить оборону, look мой боевой – пусть не думает, что меня можно так просто, в два слова, купить.
Тушь мазнула по веку. Говорила же мне Краснова – не крась никогда по второму разу, получится ужасно. Теперь я как Мальвина со склеенными ресницами, которые нечем расчесать. Пыльца теней просыпалась на мокрую тушь и испортила дело окончательно. По идее, лицо надо перерисовывать полностью. Но времени не было. Назло всем советам из журнала Gloss я прошлась по ресницам по третьему разу, сделав себе глаза, как у девушки из кабаре. Он все равно не разглядит – здесь темно. Мужчины не сильны в деталях.
Открыла дверь из туалета и уперлась прямо в него. Мы столкнулись в узком коридоре. Сколько раз я репетировала сцену встречи – я сижу такая гордая, не допускающая слабины, – и вот вам, пожалуйста. Испортила весь драматический накал ситуации. И что мне не сиделось под пушкинским абажуром?
Мы сделали попытку шагнуть друг к другу, но каждый вовремя остановился. Мы споткнулись о проблему, которая разделяла нас, и устояли на месте. Я – держась за ручку двери, он – в трех шагах от меня.
– Ну, здравствуй.
Обычно мы целовались по традиции московских тусовок. Щека к щеке и поцелуи в воздух: у девушек – помада, у мужчин – опыт стирания стойких помад. Может, женщина и съедает три кило помады за жизнь, но мужчина столько же стирает со своих щек и рубашек.
Церемонное целование рук отошло в прошлое еще на первой неделе знакомства. Опять новое – он взял правую руку, занятую сумкой, в свою, накрыл теплой ладонью.
– Я рад тебя видеть.
Сами собой щеки поплыли к ушам – я зачем-то разулыбалась.
– И я.
И я еще планировала быть жесткой. Вот предательский рефлекс на любовь!
Мы стояли в коридоре с нечетким ощущением прошлого и неясным рисунком будущего и не двигались дальше – чтобы не прояснять одно и не спугнуть другое.
Появился пушкинский молодец в фартуке.
– Добрый вечер, проходите!
Канторович опытным глазом окинул меню – моментально нашел все, что нужно. Полный набор, не выходящий за рамки деловой встречи, отметила я – ни вина, ни шампанского он не заказал.
– Ну что, форель, как ты любишь? Как обычно?
Нет, из чувства противоречия я заказала лососину. Ничего не будет как обычно.
Парень ушел, оставив нас вдвоем. Незаданные вопросы опять встали вокруг стола, физически уменьшив пространство. Кроме нас, здесь было еще много людей. Во всяком случае, за его плечом точно стояла Настя.
– Я не знал, что ты ушла из газеты.
Я пожала плечами.
– А почему так?
– Предложили что-то новое. Я согласилась.
Как выпутываются нормальные позитивные люди из таких историй? Почему, собираясь поговорить откровенно, как взрослая и уверенная в себе женщина – идеальная женщина, от лица которой я сочиняю статьи в журнале,– я – реальная прячусь от разговора, боюсь произнести то, что собиралась. Выстраиваю барьеры, через которые не так легко перепрыгнуть, даже если бы он хотел. И зачем тогда я согласилась на встречу, если жестко держу оборону?
Дома я могу произносить роскошные киношные монологи, из которых можно надергать хороший сценарий, а здесь молчу, как рыба об лед. Надо было ответить – все из-за Пола Смита. Он меня позвал в глянец, потому что ты ему позволил.
– Не жалеешь?
– Наоборот, рада.
Зачем вру?
Он рисовал ножом на скатерти сеточку. Поглядывал на меня. Я отводила взгляд, сосредоточившись на бокале, который держала в руках. Полировала его пальцами, оставляя разводы на сверкающей стеклянной поверхности.
– А как бизнес?
– Нормально.
Мы замолчали. Появился официант с подносом и начал заставлять стол. Вовремя. Тарелки заполняли пустоту, которая зияла между нами.
– Давай выпьем за твою новую работу. Хочешь шампанского?
Я опомнилась. Диктофон! Порылась в сумке и наконец достала его.
– Вот, Михаил просил спросить… – «тебя, вас?» – я не стала рисковать с местоимениями, обошлась, – …спросить про южноафриканский проект.
Официант принес бутылку.
– Ты выпьешь со мной?
– Я за рулем.
Это был пробный камушек. Он мог бы сейчас сказать – «я провожу», и тогда я поеду в его машине, а дальше как получится. Но он промолчал.
– Тогда за твое здоровье.
Я нажала на record. Я старалась быть деловой. Он ничего не имеет в виду. Все ясно.
Он рассказывал про золото Южной Африки – «Интер-Инвест» собирался выкупить контрольный пакет у южноафриканской Golden Places, занимающей четвертое место в мире по добыче драгметаллов. Дочка «Интер-Инвеста» – компания «ЗолотоПлюс» уже скупила больше половины месторождений в России и в случае объединения с Golden Places стала бы мировым лидером отрасли с рыночной капитализацией более $12 млрд. Это был уже совсем большой бизнес, выводящий «Интер-Инвест» в передовики мировой глобализации.
Диктофон закручивал его слова на пленку, а я думала о том, что с каждым таким проектом пропасть, нас разделяющая, становится все глубже. Я, конечно, желала ему успеха, но логика этого успеха увеличивала его инвестиционную привлекательность для сотен таких, как Настя. Сколько еще девушек, не стоявших в этой очереди, займут там место – дочки его партнеров, дочки политиков и министров – после того, как он переместится с 82-го места в списке олигархов на какое-нибудь призовое 20-е. Суперприз – инвестиционный брак. Кто там подрос из барышень в семьях губернаторов и вице-премьеров?
Я знала, кто его родители. Папа завкафедрой в университете Ростова-на-Дону, мама – главврач в поликлинике. Его финансовый успех был случайностью начала 90-х. Он рассказывал мне смешные вещи:
– До сих пор вру родителям про то, сколько я зарабатываю.
– Почему?
– Чтобы не разрушить им картину мира.
– Но они же читают газеты. Там все про твои деньги есть.
– Я им говорю, что это средства компании. Что журналисты просто все передергивают.
Это был наш единственный разговор про его деньги.
– Ты не слушаешь меня? – Он поднял бокал.
– Почему, я все записываю.
– Давай закончим.
Он выключил кнопку на диктофоне.
– Хорошо. Текст будет на следующей неделе. Миша Полозов пришлет.
Я взялась за сумку. Пора было уходить.
– Ты куда? Еще горячее не принесли.
– Мне пора.
Он взял диктофон и положил в карман.
– Что ты делаешь? Что за игры?!
Я разозлилась. Да что он себе позволяет!