Глава 17

Настя остановилась у края дороги и указала пальцем на разрушенные кирпичные стены:

— Вот это место, — прошептала она, не отрывая глаз от заросшего травой и блеклыми осенними цветами пожарища. — Я тогда так и смогла прийти сюда, тут всё полиция обследовала… я маму с папой только на похоронах уже увидела. А сюда… не смогла.

Маргарита подошла к ней и тихо сказала:

— Запомни, ты ни в чём не виновата. — Она чуть повернула голову и прошептала: — Поверь, даже если бы ты не была в ту ночь с этим… как там его? Женей? Ты бы всё равно не смогла что-то изменить, потому что у тебя был выпускной бал. Хотя, конечно, родители могли бы пойти с тобой. Не каждый день единственная дочь школу заканчивает.

— А может, мама чувствовала, что должно что-то случиться, поэтому и осталась с папой?

— Не знаю, Настюш, но лучше бы они лишились этого, — она показала подбородком на руины, — чем самой жизни. Но теперь-то чего об этом говорить. Пойдём вместе?

Марго крепко взяла племянницу за руку и шагнула в высокую траву, Настя выдохнула и пошла за тётей. Адмир и Александр, что молча наблюдали за женщинами, тоже медленно двинулись вперёд, зорко оглядывая место трагедии.

— Слышь, Адмир, я так понимаю, что именно тут дверь была? Как думаешь — заклинило замок или дверь чем-то подпёрли?

Кайтуков пожал плечами, не вытаскивая руки из карманов. Прошло больше года, если и были какие-то улики, то что-то сгнило, что-то сгорело, что-то утащили местные жители, короче, следов не найдёшь.

— Не знаю, Саш, да только какая теперь разница — замок или дверь, сестру не вернёшь.

— Дверь, — уверенно прозвучало у них за спинами.

Кайтуков и Ветреный резко повернулись и уставились на молодого высокого мужчину в синем дождевике, резиновых сапогах и с корзиной грибов в руках. Он аккуратно опустил корзину на землю, с какой-то непонятной тоской осмотрел разрушенные стены и представился:

— Григорий Перепелица. Мне сказали, что вы приехали и на кладбище со сторожем разговаривали. Вы Адмир Баширович, правильно? Вы на Бэллу очень похожи. И Настенька из вашей породы будет, вся в маму-красавицу. А мне бы поговорить с вами. И решить, как мне дальше поступать и что делать. Только Настю не подпускайте ко мне, незачем ей страшную правду знать.

— Думаю, Григорий, она и так всё знает, только винит в случившемся себя.

— Да глупости какие! — Григорий привычным жестом провёл ладонью по голове, убирая волосы со лба. Александр проследил за его рукой и профессионально отметил, что руки у их собеседника грубые, ногти потемнели, будто их хозяин работает с маслами и грязными механизмами — такое бывает у автослесарей и водителей. — Если бы она тут оказалась, то и её бы не спасли. Это я уже потом узнал… подслушал пьяные разговоры. Боюсь только, что не захотят наши дело это поднимать. Но я понял, что у вас есть такая возможность… ну, надавить на наших.

Адмир усмехнулся и качнул головой, Александр же опустил взгляд вниз, но твёрдо заметил:

— Думаю, что для начала надо переговорить обо всём, а потом решать — сможем ли мы что-то сделать или не стоит это «‎что-то» и затевать.

— Григорий, здравствуйте! Адмир, Александр, Григорий работал с папой. Я очень рада вас видеть, — Настя с улыбкой смотрела на мужчин, а Адмир сделал себе заметку на память — Настя сказала «работал с папой», а «не на папу». Оговорка из воспитанности? Или этот незнакомец имел долю в деле Захарова? Сам же Перепелица искренне улыбнулся Насте и тихо заметил:

— Красавица, вся в маму.

Затем поднял корзину и вопросительно посмотрел на мужчин. Ветреный отвлёк Марго и Настю, а Кайтуков жестом пригласил Григория в дом Захаровых. Этой осенью соседка бабушка Света, что помогала Насте после смерти родителей, согласилась наконец-то с детьми и готовилась к переезду в город, поэтому Адмир подумывал о продаже дома Захаровых. С другой стороны, у Насти в этом городе оставались родственники по линии отца, возможно, они бы согласились присматривать за домом. Как ни крути, а могила сестры останется здесь, и посещать её, помнить — было долгом всей семьи.

***

Григорий сделал глоток чая и тихо продолжил свой рассказ:

— Бэлла Башировна была одиночкой. И не потому, что она была гордячкой или считала себя выше других. Она просто была выше сплетен, интриг и гадостей, в которых некоторые наши бабы преуспели. Я никогда не видел, чтобы она сидела на лавочке, чтобы шепталась по углам, зато кормила всех рабочих у Степана в мастерской, воду соседям приносила, я сам ей помогал, так что знаю, о чём говорю.

— А Настя знала об этом? — тихо спросил Адмир.

— Конечно, — с готовностью ответил Григорий. — Она маме во всём помогала.

Адмир поднял бровь и кинул взгляд в окно на племянницу, которая носилась по двору с Вагнером. Не Настя, а шкатулка с секретами.

— Степан тот ещё болван был, но Бэлла во всём его поддерживала. Всегда рядом, всегда спокойная, тихая, улыбчивая… Но если что-то было неправильно, она могла так обрезать. Одним словом, одним взглядом. Может, поэтому и Стёпкины родичи её не любили. Что мать его, что сёстры. — Он помолчал и добавил: — Бэлла Башировна ничего не понимала в машинах, в отличие от Насти, которая и рано за руль села, и отцу помогала иногда. Понятно, что в моторах не рылась — мужики её близко к ямам не подпускали, но все стенды, все панели она как обезьянка облазила. И всё тарахтела на разных языках. Родители её любили..

— Да уж, — усмехнулся Адмир. — Так любили, что оставили девочку ни с чем.

— Я знаю, — чуть виновато пробормотал Григорий. — Но кто же знал, что Бабалка на убийство пойдёт? Он, кажется, всё это время в страхе живёт. Пить стал, везде ему кто-то мерещится, по ночам выходить из дома боится. А как-то напился да и рассказал всё как было. И как к Бэлле клинья подбивал, а она ему пощёчин надавала, как мешал Степану работать — то щитки горели, то вода отключалась. Всё объединиться мечтал и Степана подмять под себя. Мало было, всё захапать хотел, напугать решил, а оно вон как вышло. И мастерская сгорела, и людей сгубил…

Григорий с тоской посмотрел на стены дома и глубоко вздохнул:

— Я после этого сразу ушёл, не могу с ним рядом находиться. Дома в гараже сам ковыряюсь, мужики, что