Во время ужина разговор несколько увядал из-за волчьего аппетита, но теперь мужчины начали беседу с легкостью, словно старые друзья.

– Тут нет павлинов? – спросил Сенлин.

– Тут по два фламинго на каждого человека и тысячи зябликов, попугаев, ласточек и голубей, и я слышал про одного чудака, который выгуливает додо на поводке. Но павлина я ни разу не видел.

Сенлин рассмеялся:

– Я встретил человека, который был уверен, что тут есть павлины.

– Я с подозрением отношусь к уверенным людям. Видел таких, которые утверждают без тени сомнения, что в башне сорок шесть кольцевых уделов. Они из-за этого неопровержимого факта готовы даже драться. – Тарру втянул воздух сквозь зубы. – А еще я встречал на вид искренних воздухоплавателей, которые клянутся, что в башне всего лишь тридцать два кольцевых удела. – Тарру постучал по кончику носа. – Я знаю правду. Башня настолько же высока, насколько и человек, который взбирается к ее вершине.

– За неуверенность! – предложил тост Сенлин, и Тарру поднял бокал. – Раз уж тут нет павлинов, хоть ягнята есть. Это была самая сладкая отбивная из всех, какие мне случалось пробовать.

– В Купальнях нет места для ягнят, если не принимать во внимание скачущие повсюду стада куртизанок в ужасных шерстяных париках. Вы их видели! И каждая, я вам точно говорю, кишит вшами.

Тарру пустился в объяснения: оказалось, самые скоропортящиеся товары доставляют на воздушных кораблях, и этот же способ передвижения наиболее популярен у туристов.

– Только искатели приключений и стесненные в средствах поднимаются пешком, – сказал Тарру, заставив Сенлина застыдиться своего образа жизни. Он подумал, что для Тарру – как выяснилось, владельца трех шахт, в одной из которых добывали изумруды, – жизнь того, кто учит детей читать, писать и умножать, должна казаться весьма непритязательной. – Не хмурьтесь, директор школы. Так вот, ягненок сюда летит, а вы идете пешком! Вы же не ягненок. У вас есть пыл и смекалка. Здесь все мягче, тупее и беднее, чем притворяются! Они свиноводы и бакалейщики, которые вырядились по-королевски. – Тарру обвернул салфетку вокруг головы, изображая тюрбан.

Сенлин рассмеялся:

– Мне жаль, что вы уезжаете, Тарру. Приятно иметь хорошую компанию.

– Ах! Ничего не поделаешь. По правде говоря, я слишком долго откладывал возвращение домой. Наверное, жена уже продала все мои вещи.

– Вы женаты? – изумился Сенлин.

– Двадцать восемь… нет, двадцать девять лет. По ощущениям ни днем больше тридцати. Она терпеливая женщина, но я заставил ее ждать слишком долго.

Узнав, что Тарру женат, Сенлин испытал к нему еще более теплые чувства, хотя и задался вопросом: отчего мужчина в расцвете зрелости приехал в Купальни без супруги? Подобное разделение в каком-то смысле ставило под сомнение любовь и брак. Зачем жениться, если собираешься глазеть на чудеса света в одиночестве?

Впрочем, признался Сенлин, сам-то он именно так и поступил.

Дни шли за днями.

Сам собой возник регулярный график, что стало утешением для Сенлина. По утрам он втайне разыскивал в гостиничных реестрах следы Марии. Когда Сенлин оказывался на грани срыва, он напоминал себе, что Мария находчива, он терпелив, а башня конечна. Он читал «Путеводитель», свою единственную книгу. Он выискивал среди банальностей практичные советы, но мало что находил. Он жалел, что не взял с собой больше книг. Когда эти утешения переставали работать, он подкреплял себя бокалом вина.

Дни шли за днями.

Довольно скоро он обнаружил путь в кварталы, расположенные за похожими на торты гостиницами и галереями, – в более узкие улочки, где жили носильщики, горничные и продавцы. Эти закрытые от посторонних глаз жилища не были в полном смысле слова трущобами, но выглядели в целом скромными и ветхими. Кривые ставни свисали с незастекленных окон, веревки для сушки белья рассекали переулки. Воздух сперся от человеческих запахов. Отраженный свет здесь был тусклее, отчего лишайники в изобилии цвели на оштукатуренных стенах и брусчатке, покрывая их скользким губчатым серо-зеленым налетом.

Среди многоквартирных домов встречались пансионаты, где можно было быстро и ненадолго снять жилье. Вести эффективные поиски в пансионатах было трудно, потому что они оказались неорганизованными, переполненными и часто управлялись подозрительными владельцами, не настроенными помогать. Сенлин чувствовал себя заметным и нежеланным на задворках Купален, и вскоре он нашел повод, чтобы больше там не появляться. В конце концов, он очень сомневался, что Марии пришлось бы согласиться на такие серые и небезопасные условия проживания.

Дни шли за днями, и воспоминания о полученной в Салоне травме тускнели. Он почти убедил себя, что Эдит выздоровела и нашла дорогу домой. Осенний урожай не за горами. Ему нравилось думать, что Генеральша превозмогла аллергию и вернула власть. Шрам, клеймо Салона, останется с нею навсегда, но вместе с тем она будет наслаждаться полной и долгой жизнью вдали от тени башни.

Он взял обед с собой и отправился к Таможенным воротам, где было относительно нетрудно затеряться среди потока туристов. С самого первого знакомства с таможенными агентами он тщательно избегал их внимания. Это было нелегко: агенты в темно-синих мундирах сновали повсюду. Они подчинялись человеку, которого называли Комиссаром, – он часто становился предметом обсуждений, но на публике появлялся редко. Во всех остальных смыслах охрана правопорядка оставалась для Сенлина загадкой. По правде говоря, он надеялся, что так будет и дальше. «Популярный путеводитель» не сообщал ничего существенного о законах Купален, но Сенлину хотелось верить, что этот кольцевой удел цивилизованнее Салона и Цоколя. Он не искал доказательств противного.

Но вскоре ему предстояло убедиться, что от этих доказательств никуда не денешься.

По вечерам он ужинал с Джоном Тарру. Тарру не выполнил обещания уехать утром, и Сенлин вскоре понял, что это нечто вроде ежедневной дани уважения супруге: Тарру все время готовился отправиться домой.

Сенлин держал свое положение в секрете, хотя это казалось все более нелепым. Но он не мог заставить себя признаться Тарру в том, что потерял жену. Может, его осмотрительность переросла в паранойю. Может, он ценил невежество Тарру. Пока он не заговорил о Марии, они могли смеяться, препираться, философствовать и пить. Не будь этих развлечений, Сенлину пришлось бы столкнуться с ужасом, который разрастался в душе. Ужас был стойким, как пятно от вина, и пронизывающим, как озноб. А если Мария так и не появится? А если она нашла способ добраться домой без билета? А если она ранена, в плену или хуже…